Филлис Джеймс - Череп под кожей

– Вы уверены, что, когда пришли, люк был открыт?

– Да.

– А сама крышка была прислонена к стене прохода?

– Должно быть, если люк был открыт.

– Если? Но вы сказали, что он был открыт. Вы уверены, что не сами его открыли?

– Абсолютно уверена.

– Как долго вы пробыли в пещере с Саймоном Лессингом, прежде чем услышали, как крышка захлопнулась?

– Не помню. Достаточно долго, чтобы успеть спросить про ключ к наручникам, нырнуть, найти ключ и освободить Саймона. Около восьми минут, наверное.

– Вы уверены, что люк закрыли на засов? Вы вдвоем пытались его поднять?

– Сначала я пыталась одна, потом Саймон стал мне помогать. Но я знала, что это бесполезно. Слышала скрежет засова.

– И поэтому вы не прилагали особых усилий, так как знали, что это бесполезно?

– Я старалась. Я давила на него плечом. Полагаю, в таком случае было бы естественно хотя бы попытаться. Но я знала, что это бесполезно. Я слышала, как задвинули засовы.

– Вы расслышали столь слабый звук на фоне шума прилива?

– В пещере не было шумно. Вода затекала тихо, как вода в чайник. Это и пугало больше всего.

– Вы были напуганы и замерзли. Вы уверены, что у вас хватило бы сил открыть люк, если бы он упал случайно?

– Он упал не случайно. Как он мог упасть? И я слышала скрежет засовов.

– Одного или обоих?

– Обоих. Я слышала скрежет металла по металлу. Дважды.

– Вы понимаете, что это значит? Понимаете важность того, что вы говорите?

– Конечно.

Они заставили ее вернуться вместе с ними в Дьявольский котел. Это никак нельзя было назвать проявлением доброты или милосердия, но их работа и не заключалась в том, чтобы проявлять доброту или милосердие. Люк осветили яркими фонарями, один из мужчин опустился на колени и принялся осторожно наносить на него пудру для снятия отпечатков пальцев легкими движениями кисти. Потом они подняли крышку люка, но не стали упирать ее в стену, а так и оставили стоять на шарнирах. Они отошли, и через пару секунд она захлопнулась. Корделия задрожала словно испуганный щенок, вспомнив, как это случилось в прошлый раз. Ее попросили поднять крышку. Она оказалась тяжелой. А внизу виднелась железная лестница, которая вела прямо к смерти. Луч яркого дневного света обозначал выход в виде полумесяца, а темная, остро пахнущая вода билась о каменные стены. Они даже заставили ее спуститься и потом аккуратно закрыли люк. По их просьбе она толкнула крышку плечом и смогла без особых усилий ее открыть. Один из полицейских спустился вниз, они закрыли люк и осторожно задвинули засовы. Корделия знала: они проверяют, что именно она могла услышать из пещеры. Они попросили ее открыть люк и оставить крышку стоять на шарнирах, она попыталась, но не смогла. Потом они попросили ее сделать это снова, и когда у нее не получилось, ничего не сказали. Корделия задалась вопросом, подумали ли они, что она старалась недостаточно сильно. И все время перед ее глазами стоял образ тонущего Саймона с открытым ртом и остекленевшими глазами. Он крутился и извивался, глотая воду, как умирающая рыба при отливе.

А потом она сидела в углу террасы в одиночестве, если не считать молчаливую серьезную женщину-полицейского, неподалеку от катера, который раз и навсегда увезет ее с острова. Ее пишущая машинка и ручная кладь стояли у ног. Дул ветер, но солнце уже выглянуло. Она чувствовала, как приятное тепло разливается по спине, и радовалась этому. После вчерашнего ей казалось, что она уже никогда не сможет согреться.

На камни легла тень. К ней молча подошел Эмброуз и встал рядом. Женщина-полицейский была слишком далеко, чтобы их услышать, и он говорил так, будто они остались наедине.

– Я искал вас вчера вечером, – произнес он. – Я волновался за вас. В полиции сказали, что нашли вам гостиницу. Надеюсь, там вам было удобно.

– Достаточно удобно. Я не очень отчетливо помню свое пребывание там.

– Разумеется, вы все им рассказали. Что ж, это очевидно по тому, с какой холодностью, подозрением и легким недоумением они смотрели на меня, с тех пор как высадились на остров вчера ночью с несвоевременным, хотя и не таким уж внезапным визитом.

– Да, я все им рассказала.

– Я практически носом чую их воодушевление. И это понятно. Если вы не лжете, не ошибаетесь или не сошли с ума, то их ждет нечто весьма приятное. Повышение по службе маячит перед ними как святой Грааль. Они еще не арестовали меня, как видите. Ситуация сложилась весьма необычная и требует большого такта и осторожности. Они не будут торопиться. Полагаю, сейчас они все еще проверяют крышку люка и пытаются понять, могла ли она захлопнуться случайно и могли ли вы услышать, как закрылись задвижки. В конце концов, вернувшись сюда вчера ночью в состоянии какого-то волнения, как мне показалось, они обнаружили, что крышка закрыта, но не заперта. И, думаю, они едва ли смогут снять хорошие отпечатки с засовов. А вы?

Вдруг Корделия почувствовала, как ее охватил страшный всепоглощающий гнев, почти космический по своей силе, словно хрупкое женское тело могло стать средоточием ярости всех несчастных жертв, которых лишили бесценного дара жизни.

– Вы убили его и пытались убить меня. Меня! – закричала она. – И даже не с целью самозащиты. Даже не из ненависти. Моя жизнь стоила меньше, чем ваш комфорт, ваши владения, ваш частный мирок. Моя жизнь!

Он ответил совершенно спокойно:

– Если вы действительно так считаете, то ваше негодование оправданно. Но видите ли, Корделия, я говорю вам, и говорил полиции, что этого не было. Это неправда. Никто не пытался вас убить. Никто не закрывал засовы. Когда вы добрались до люка, он был закрыт. Вы приподняли крышку – достаточно высоко, чтобы спуститься к Саймону, – но не откинули полностью. Вы сами закрыли за собой эту дверь. Либо так, либо вы просто открыли крышку наполовину и она случайно упала. Вы были в ужасе, вы замерзли и устали. У вас не хватило сил поднять ее.

– А как на счет мотива? Как насчет фотографии в «Кроникл»?

– Какая фотография? Вы поступили неблагоразумно, когда оставили ее в сумке на столе в кабинете. Досадная промашка в свете вашего беспокойства за Саймона, которая сыграла мне на руку. Не говорите, что вы еще не обнаружили пропажу.

– Полиция допрашивает женщину, которая дала ее мне. Они узнают, что у меня действительно была вырезка из газеты. И начнут искать еще один экземпляр.

– И им крупно повезет, если они его найдут. А даже если и найдут и по прошествии четырех лет он сохранит четкость, как тот, что разыскали вы, я все равно смогу защитить себя. Очевидно, что где-то в Англии у меня есть двойник. Или это вообще приезжий. Допустим, где-то в мире у меня есть двойник. Это так необычно? Найти настоящие доказательства того, что я был в Соединенном Королевстве в 1977 году, становится все сложнее с каждым месяцем. Через год или около того даже Кларисса была бы уже мне не страшна. И даже если они смогут доказать, что я был здесь, это не делает меня убийцей или пособником убийцы. Саймон Лессинг покончил жизнь самоубийством, и именно он, а не я, убил Клариссу. Он рассказал мне всю правду, прежде чем исчезнуть. Он раскроил ей череп, в порыве ненависти и отвращения превратил ее лицо в кровавое месиво, а потом сбежал через окно в ванной. А вчера вечером, не в силах больше мириться с тем, что совершил, и последствиями своего поступка, попытался наложить на себя руки. Несмотря на ваши героические попытки спасти его, ему это удалось. К счастью, он не забрал с собой вас. Я не имею к этому никакого отношения. Такова моя версия, Корделия, и никакие сфабрикованные обвинения не помогут вам ее опровергнуть.