Галина Романова - Лучший день в году

Больше всего ему хотелось сейчас исчезнуть! Просто испариться не из города – нет, а из воспоминаний людей, испортивших ему жизнь. Чтобы забыли они о нем навсегда. И не вспоминали, ни в самые лучшие, ни в самые худшие свои дни. Просто нет его – и все!

По его шее проползло что-то ледяное. Илья вздрогнул, а губы расползлись в улыбке. Женька! Снова Женька хулиганит. Приехала из магазина, руки, как всегда, ледяные, вот она и…

Неожиданно ему сделалось трудно дышать, и лишь мгновение спустя он понял, что пальцы на его шее не Женькины. Они много сильнее, грубее и жестче. Прежде чем открыть глаза, он понял с обреченностью приговоренного – все, это конец. Его нашли!

– Лежи тихо, паскуда! – приказал мужской голос.

Илья его не узнал. Он и свой голос не узнал с перепугу, когда сдавленно просипел:

– Хорошо.

– Вот и ладненько. Глазки-то открывай, тебе же не глаза в больничке вырезали, так?

– Желчный, – снова просипел Илья и предупредил: – Я сейчас задохнусь.

Хватка чуть ослабла. Мужик хмыкнул, потом заворочался и рывком поставил Илью на ноги. Операционный шов, о котором он в последние дни почти не вспоминал, тут же заныл снова.

– Чего тебе? – захныкал Илья.

Одна рука у него была завернута за спину, и это было больно, второй он пытался держаться за мебель, когда незваный гость поволок его к окнам.

– Ты знаешь, что мне нужно, – проговорил мужик, высматривая что-то в окне. – Давай, и побыстрее. Иначе я тебе шею сверну прямо сейчас. Мне терять нечего. Все уже потеряно.

Горечь, сквозившая в голосе, могла растрогать кого угодно, но не Илью. Ему было не до сострадания. У него все тряслось от страха. И все время казалось, что шов на животе лопнул и кишки вываливаются и волочатся по полу, мешая ему идти. Ноги в чем-то заплетались, черт побери!!

– Где это, Илюша?

В спину Ильи что-то уперлось. Наверняка ствол, Господи, спаси!!

– А если я отдам тебе это, ты не убьешь меня? Не убьешь??

Илья снова споткнулся и решился все же опустить глаза вниз. Простыня, чертова простыня мешала ему идти. Взбрыкнув пару раз, он избавился от пут и двинулся к подоконнику, взял флэшку из-под цветочного горшка и протянул ее за спину со словами:

– Здесь все.

Флэшка исчезла из руки, последовал удар под коленки, заставивший Илью присесть на стул. Давление чего-то твердого в спину усилилось.

– Ты ведь теперь не убьешь меня, нет?! Мне так страшно, что я могу описаться! – И он нервно захихикал. – Так страшно!

– Поживи пока, – на плечо легла жесткая ладонь, потом и на второе, прижимая Илью к стулу. – Сейчас мы подождем кое-кого.

– Кого? – дернулся Илья и тут же дернулся вторично от удара тупым предметом в затылок. – Больно же! Не трогай Женю! Она не виновата, она просто влюбилась в меня как кошка! Не трогай ее.

– Мы подождем кое-кого, а потом поедем все вместе, ту-ту… Ту-ту… – проговорил мужчина, будто и не слышал его.

Иван Митрофанович понял, что опоздал, метров за пятьдесят от дома Жени. Понял по распахнутым дверцам автомобиля, брошенного поперек дороги. По незапертой двери дома. И по дикому бабьему вою, бьющему по перепонкам.

– Все, брат, опоздали мы, – печально качнул головой Иван Митрофанович. – Думаю, что опоздали.

– А чё, помер, что ли, кто? – Таксист вытянул шею в сторону дома, глянул на пассажира с опаской. – Тебя подождать, нет?

– Да подожди. Чего теперь терять-то! – Он заглянул в бумажник. – Уж и так почти всю пенсию прокатал. А толку – ноль.

– Ладно, дед, не парься. Я тебя по льготному тарифу рассчитаю, – пообещал таксист, остановил машину у дощатых ворот. Добавил меланхолично: – Чё мы, не люди, что ли…

Женя сидела на стуле в центре опустевшей комнаты и плакала навзрыд. В комнате, не считая перевернутого ножками вверх стула, все было на своих местах. Ну еще простыня валялась рядом со стареньким диванчиком.

– Где он? – спросил Иван Митрофанович, приваливаясь к дверному косяку плечом.

Он безошибочно угадал, что опоздал, что здесь произошло что-то нехорошее. Но все равно надеялся, что этот прохвост жив, а не болтается где-то в петле.

– Что? – Женя вздрогнула от звука его голоса, подняла на него взгляд. – Кто вы?

– Я? – Он подумал, как представиться, и не нашел ничего лучше, как сказать. – Я – отец.

– А-а-а, поняла. – Ее вспухшие губы поползли вбок, и из глаз снова потекли слезы. – Вы тот самый отец, из-за которого все это…

Ее руки широко раскинулись, будто пытались обнять комнату.

– Нет, дорогуша, я тот самый отец, который хотел все это, – он тоже широко развел руками, – предотвратить. Так где он?

– Не знаю! – громко крикнула она, наклоняясь вперед, будто у нее живот скрутило. – Я отъехала за продуктами, он спал. Приехала – его нет!

– А того, зачем я здесь? Тоже нет?

– Тоже нет! Вон там лежало, под горшком. Кто-то… Кто-то оказался умнее, – она со страхом глянула себе за спину, будто тот, кто умнее, стоял там.

– Да. Он умнее. Он опаснее. Он… – Голос ему изменил, и Иван Митрофанович умолк, прижав к глазам пальцы.

Он не мог поверить, что все его надежды, все его поиски, все жертвы оказались напрасными. Кирилл зря рисковал, совершенно напрасно оказался запертым в тюрьме. Девочка его подвергала себя опасности тоже зря. Да и эта вот зареванная дуреха тоже тратила свое бабье время без особой пользы.

– Он снова всех обхитрил, – закончил он и повернулся, чтобы уйти.

– Как думаете, он убьет его? Или уже… – Голос ее осип, когда она закончила. – Убил??

– Если бы он захотел убить, то сделал бы это здесь, дорогуша, – ответил, поразмыслив, Иван Митрофанович. – Что ему мешало? Так ведь?

– Наверное. – Зареванные глаза наполнились надеждой. – И телефона… Телефона нет мобильного, я Илье оставляла свой на всякий случай. Мало ли! Вдруг пожар? Или приступ у него, а он вообще без связи. Вот я и…

– Номер помнишь? – Иван Митрофанович достал из кармана штанов свой аппарат, который его приобрести Кирилл заставил.

– Помню! – Она села на стуле в центре комнаты, как на уроке в школе – спина выпрямлена в струну, руки на коленях, на него смотрит, как на бога. – Восемь, девятьсот…

Он под диктовку набрал номер, хотя грубые пальцы все время норовили попасть мимо крохотных кнопок с цифрами. И нажал вызов.

– Есть! Сигнал есть! – порадовал он Женю.

И даже растерялся, когда в ухо ему мужской голос произнес:

– Слушаю?

Первой мыслью было, что Илюха просто удрал от этой милой женщины, выходившей его и, можно сказать, спасшей от гибели. Просто проснулся червячок и начал точить: выпей, выпей, выпей. А она-то, дуреха, слезы льет.

– Илья? – спросил Иван Митрофанович. Голоса фотографа он не знал.

– А это кто?

Голос в трубке звучал не так, как сейчас должен был говорить Илья, дорвавшийся до стакана. И Иван Митрофанович решил пойти ва-банк.