Марина Крамер - Я не ангел

Выйдя из подъезда, я решила позвонить Потемкиной и узнать, не нужно ли ей чего. Анастасия словно ждала звонка, ответила на втором гудке:

— Варя, как хорошо, что ты позвонила!

— Что-то случилось?

— Скажи, ты не могла бы найти Юрия?

Это был второй пасынок Анастасии, двадцативосьмилетний лоботряс, увлеченный покером.

— Зачем?

— Я боюсь, что Юра мог за это время наделать долгов, а расплачиваться ему нечем.

— И ты хочешь, чтобы я дала ему денег?

— Нет, я хочу, чтобы ты просто узнала, не влез ли он куда-то.

— Не думаю, что он с радостью поделится со мной своими проблемами.

Анастасия чуть подумала, а потом сказала:

— Но ты ведь можешь позвонить мне и передать ему трубку. Он не будет знать номера, не сможет выяснить, где я, а я узнаю все, что мне нужно. Понимаешь, я боюсь, что он, попав в безвыходное положение, подпишет что-нибудь…

В ее словах была логика: припертый к стене карточными долгами, Юрий запросто мог подписать бумаги о передаче своей части акций.

— Хорошо, я постараюсь. Но было бы неплохо знать, где примерно его найти.

— Я дам тебе его адрес.

Ловко она придумала. Это я еще и на квартиру к незнакомому картежнику должна ехать? Придется опять просить Кукушкина. О том, чтобы привлечь к этому Кирилла, даже речи не шло: я по-прежнему не могла до конца ему довериться, что-то останавливало. Пусть лучше все останется так, как есть.

Я записала адрес и попросила Анастасию не выпускать телефон из поля зрения, так как не знала точно, когда займусь ее пасынком. Скорее всего, это будет завтра.

– Хорошенькое дело… Ты будешь смеяться, но я, кажется, потерял ее.

— Потерял? Как это?

— Она не ночевала дома, не появилась в офисе, машина в гараже, я проверил.

— Интересно… Может, просто не выходила?

— Вышла в воскресенье, поехала на Патрики, а оттуда уже не вернулась. Я отлучился на полчаса, кофе выпить, пока она к бабке зашла — ну кто мог знать? Ведь к старухе приехала, это ж не на пару часов, это полдня!

— Короче, прошляпил ты ее. И теперь рви задницу на британский флаг, но найди, понял? Без нее мы на вдову не выйдем.

Остаток дня я провела в постели, ожидая возвращения Кирилла. Все-таки есть прелесть в выключенном телефоне: он не отвлекает, не мешает сосредоточиться, не вынуждает вести разговоры с тем, с кем не хочешь, о том, о чем не хочешь. Я валялась с купленной по дороге книгой, читала, не особо вникая в смысл, и чувствовала себя абсолютно счастливой.

Мельников вернулся около восьми, я уже успела хорошо проголодаться. Он бросил портфель на полку в прихожей, на ходу снял пальто — успел, видимо, заехать домой и переодеться — и присел на край кровати:

— Выспалась? — Я и раньше удивлялась тому, что он всю зиму ходит без перчаток, а руки при этом остаются неизменно теплыми, как сейчас, когда они скользнули под одеяло и коснулись моего бедра.

— Ну, так… относительно.

— Никуда не выходила?

— Это допрос? — Я потянулась к нему и обняла за шею, заваливая Кирилла на кровать.

— Это вопрос, — ухмыльнулся он, — и я хотел бы слышать ответ.

— Ходила домой, взяла немного вещей.

— Я, как видишь, то же самое проделал. Завтра встреча с клиентом, в джинсах как-то неудобно. Ты проголодалась, надеюсь?

— Не то слово. Закажем сюда?

— Ты совсем избаловалась в браке, дорогая, — заметил Кирилл с легкой улыбкой, — похоже, что твой музыкант только и делал, что кормил тебя в постели. Бурная, однако, жизнь!

— Не хами. Мне просто не хочется одеваться.

— А придется. Я просмотрел меню здешнего ресторана — поверь: тебя там ничего не заинтересует.

— Придется поверить. Но ты ведь мог честно сказать, что хочешь пойти в другое место, — заметила я, выбираясь из-под одеяла.

Кирилл отрицательно покачал головой:

— Я не очень хочу куда-то идти, но поверь: выбора действительно нет.

Мы отправились в небольшое итальянское заведение недалеко от отеля, и мне почему-то там сразу не понравилось: медлительные официантки, путающие заказы, какой-то странный запах. Но Мельников, похоже, не замечал этого — заказал бутылку красного вина, огромную пиццу, томатный суп, спагетти-болоньезе, и у меня мелькнула мысль о том, что он как-то чересчур старается, выбирает то, что раньше всегда заказывала я, чуточку громковато смеется, делает много лишних движений. Суетится, в общем.

— Кира, ты совсем ничего не рассказываешь о себе, — вскользь заметила я, отпивая глоток вина.

— Ты ничего не спрашиваешь, и я подумал, что тебе это совершенно неинтересно.

— Если помнишь, я никогда не была любопытной.

— Именно потому работаешь адвокатом? Как же ты с клиентами общаешься, если тебя не интересуют их проблемы? — Кирилл обхватил пальцами ножку бокала и двигал его по столу. — Ведь они должны тебе доверять.

— Я не работаю с уголовными делами, не берусь за семейные дрязги — для этого у меня есть другие сотрудники. Меня интересуют дела с недвижимостью в большей степени.

— Не распыляешься, значит? Умно.

Я наматывала на вилку спагетти и ловила себя на том, что никак не могу ухватить настроение Кирилла, не понимаю, к чему он клонит. Он выглядел отстраненным, но вопросы задавал странные. И вообще почему-то сегодня он казался мне чужим, хотя изо всех сил старался это скрыть. Почему, зачем?

— Ты совсем не ешь, — заметил Кирилл, — только мотаешь их туда-обратно. Невкусно?

— Совершенно невкусно.

— Так не мучайся, давай что-то другое закажем.

— Не стоит. Боюсь, что остальное здесь такое же. — Я отодвинула тарелку вместе с намотанными на вилку спагетти.

— Тебе просто заведение не нравится, — догадался Мельников и достал кредитку. — О’кей, идем отсюда. Недалеко, кажется, есть испанский ресторан.

— Я не хочу.

Мне вдруг захотелось назад, в номер, так сильно, что я удивилась: никогда не привязывалась к местам, тем более — к гостиничным номерам. Но сейчас мне хотелось как можно скорее оказаться в большой кровати, спрятаться за задернутыми шторами, укрыться с головой одеялом. Возникло ощущение, словно я сижу голая, а вокруг все ходят, глазеют и показывают пальцами.

— Давай уйдем. — Я встала и потянулась за курткой, но Кирилл опередил, подал ее мне, помогая надеть:

— Капризничать изволите?

— Не нравится — не ешь, — огрызнулась я вдруг, — я же не заставляю. Можешь ехать домой или куда там еще.

Он развернул меня к себе, крепко ухватил за отвороты куртки и, пристально заглянув в глаза, тихо сказал:

— Не бунтуй, не выйдет.

У меня от его слов и прямого жесткого взгляда едва не подкосились ноги — никогда прежде Кирилл не говорил таким тоном. Мало того, я вдруг поняла, что и не хочу никакого бунта, и меньше всего на свете мне нужно, чтобы он ушел. Определенно Мельников имел на меня странное влияние, какого никому из мужчин никогда не удавалось добиться.