Наталья Солнцева - Пассажирка с «Титаника»

Треск мотоцикла стих. Грунтовка спустилась вниз и тянулась вдоль глубокого оврага. Лавров осторожно посветил фонариком. По краю оврага кто-то поставил забор из металлической сетки.

Место было глухое, поросшее мелкими деревцами и кустарником. На дне оврага протекал ручеек. Было слышно, как журчит вода. Пахло сыростью и прелью.

– Что за черт! Куда подевался мотоциклист? Под землю провалился?

Дворняжка отстала по дороге, и сыщик стоял у оврага один, оглядываясь по сторонам. Ему ничего не оставалось, как пойти вдоль забора, посмотреть, где тот кончается.

Вскоре забор нырнул в овраг, пересек его и поднялся вверх. Если кому-то взбрело в голову огородить часть территории, то где-то должен быть вход. Неужели мотоциклист прикатил сюда? В таком случае где он? Прячется в овраге?

– Глупо…

«А ты чего ожидал? Думал, Балычев встретит тебя с распростертыми объятиями? – гудел внутренний критик. – Вероятно, он заметил слежку и решил проучить не в меру любопытного чувака. Берегись, Рома! Тут явно какой-то подвох!»

Сыщик продолжал медленно шагать вдоль забора. Под ногами хрустели сухие ветки. Где-то в лесу жалобно покрикивали совы. От их протяжных воплей кровь стыла в жилах. Кому понадобилось сооружать здесь ограждение?

Луч фонарика потускнел, садилась батарея. Лавров понял, что дальше ему придется брести в темноте. Мотоциклист как в воду канул. Вверху забора торчали куски проволоки, о которые можно было поранить руки.

– Да тут все серьезно…

Через пару шагов сыщик заметил высокую осину, взобрался на нее и перемахнул через ограждение. Тонкий ствол дерева едва выдержал его вес, скрипнул, согнулся, но не сломался.

«Леший сегодня решил мне помочь, – подумал Роман, удачно приземлившись. – Спасибо, братишка! А то я совсем один против двойного агента!»

Ситуация казалась нелепой. Лес, овраг, какой-то забор. Того и гляди, вылезет из-за кочки бородатый партизан и крикнет: «Стой! Руки вверх!»

Лаврову было не до смеха. Вокруг тьма кромешная. Фонарик почти потух. Балычев испарился. Не хватало подвернуть ногу в темноте или, что еще хуже, сломать и валяться в овраге, пока кто-нибудь из местных не наткнется на незадачливого любителя ночных прогулок.

За забором ничего примечательного не было. Те же заросли, та же сырость, те же прошлогодние листья и тихое журчание ручья. Казалось, рядом кто-то дышит и наблюдает за незваным гостем. Может, лесные звери? Хотя как они переберутся через забор?

Лавров старался ступать осторожно, но все равно споткнулся о трухлявый пенек и чуть не упал. Неужели они с Балычевым поменялись ролями? Теперь не он следит за «агентом», а тот следит за ним.

«Ты позволил заманить себя в ловушку, Рома, – взволнованно нашептывал второй Лавров. – Из охотника ты превратился в дичь. Тебя загонят и прикончат!»

Сыщик замер и затаил дыхание, но ничего, кроме звуков леса, не доносилось до его ушей. Может, он вообще уснул и видит сон. Какого черта ему пришло в голову преследовать мотоциклиста? Пусть тот катится хоть в преисподнюю!

В тот же миг Лавров поскользнулся на склоне оврага, не удержал равновесия и покатился вниз. Ударился головой обо что-то твердое и потерял сознание…

– Мам, открой!.. – умоляла Дора. – Я хочу поговорить!.. Да открой же!..

За дверью родительской спальни раздавались сдавленные рыдания.

– Ты должна меня понять…

– Оставь ее, – сказал отец. – Пусть выплачется.

– Она прокляла меня! Испортила мне всю жизнь! Я ведь хотела как лучше…

– Благие намерения? – усмехнулся Дудинский. – Спасибо, дочка. Уважила. Ты хоть понимаешь, во что ты превратила нашу жизнь?

– Я сохранила ваш брак.

– Лучше бы мы с Зоей развелись тогда!

– Ты очень любил маму, и я испугалась, что вы… что ты не переживешь ее ухода…

– Лучше бы я застрелился! – вырвалось у отца. – Разом прекратил бы мучить себя и ее!

– Этого я и боялась, – горячо воскликнула Дора. – Ты пойми… я же была ребенком. Когда я приехала на дачу и увидела, как они…

– Замолчи! Я все эти годы думал, что живу с убийцей… и не мог отказаться от нее. Одному Богу известно, чего мне стоила та поездка в Лопатино. Ты представляешь, что я там застал? Голый труп ее любовника… на кровати, залитой рвотными массами…

– Она принесла шампанское ему в постель?

– Бедная Зоя! Она своими руками… отравила его. Вообрази ее ужас! Ее отчаяние!

– Ты ей сочувствуешь? Она предала тебя! Трахалась с другим мужиком, пока ты…

– Не смей судить нас! Ни ее, ни меня. Она – твоя мать, как бы там ни было! Она моя жена, в конце концов!.. Я люблю ее!.. Всегда любил, потому и простил. Совершенно простил, ты слышишь?!

Дора брезгливо поджала губы.

– Успокойся. Теперь твоей любви ничто не мешает. Между тобой и мамой больше не стоит чужая смерть.

– Ты соображаешь, что ты натворила? Зоя всю жизнь подозревала в убийстве меня! Меня! Будто это я тайком пробрался на дачу, застал ее с любовником в постели, налил яду в шампанское и как ни в чем не бывало вернулся домой. Прикинулся святошей, готовым простить ей измену! Согласился прикрыть ее грех! Стал соучастником убийства!

– Мог бы не становиться.

– Ты холодная, жестокая дрянь. Как ты могла поднять руку на человека?

– Он не человек. Он – вор, похититель чужого счастья. Он наказан по заслугам.

– Ты берешь на себя смелость выносить приговор? Да кто ты такая? Очнись, дочь! Посмотри вокруг. Все мы люди! Каждый может дать слабину, оступиться, совершить ошибку.

– Кто бы говорил? – вспыхнула она. – Не ты ли шантажом вынуждал маму жить с тобой? Чем ты ее пугал? Признавайся! Грозился настучать на нее куда следует? А она, между прочим, была ни в чем не виновата! Она страдала из-за тебя!

Дудинский побелел и грязно выругался. Он ни разу пальцем не тронул Дору, но сейчас у него руки чесались залепить ей пощечину. Со всего маху, чтобы удар сбил ее с ног. Выместить на ней всю свою боль.

– Хватит, – процедил он. – Закрой рот или…

– Или – что? Ударишь меня? Давай, бей! Я недостаточно заплатила за свою любовь к тебе?! Я обожала тебя, боготворила! Ради тебя я взяла грех на душу…

– Не смей!.. Не смей прикрываться любовью!..

– Любовью прикрывают все что угодно. Любое злодейство. Ты мучил маму из любви к ней. Не мог ее отпустить! Я убила человека из-за любви к тебе! Мама прокляла меня из-за любви к тому выродку! К чертову мерзавцу, который погубил нашу семью!

– Она не знала, что это ты…

– Все мы жертвы любви! – истерически захохотала Дора. – Правда, па?

Дудинский поседел за этот вечер жутких откровений. Труп, который они с женой много лет назад вывезли в лес и закопали, являлся к нему в снах и требовал возмездия. С тех пор Зоя не засыпала без снотворного, а он просыпался ночами в холодном поту.