Андрей Мягков - Осторожно, стекло! Сивый Мерин. Начало

Потом он направился было на своё рабочее место — на тротуар перед входом в отель — но не дошёл, упал, какое-то время тщетно пытался подняться, сказать что-то… Наконец затих и бездушные дверные ЛОПОСТИ поволокли его по замкнутому кругу.

Из гостиницы один за другим выбежали несколько человек, кто-то закричал истошно: «Остановите дверь!» Её остановили. Швейцара выволокли на улицу. Около него собралась небольшая толпа.

— Что-то там случилось, — проснулся таксист, — что, не знаете?

Никитин пожал плечами:

— А хрен его знает.

— Пойду посмотрю. — Шофёр сделал попытку выйти из машины, Никитин его удержал.

— Поехали. Я тороплюсь. Должно, перегрелся на солнце. Или перепил вчера. Оклемается.

Больше за всю дорогу они не произнесли ни слова.

Двухэтажное здание с вывеской «Сибирский мех» располагалось в самом центре отданного на откуп русским эмигрантам района Нью-Йорка. Никитину никогда прежде не доводилось посещать эти места, но наслышан о своеобразном их колорите он был, поэтому, расплатившись с таксистом, с интересом двинулся вдоль улицы с бесчисленными магазинчиками, пивнушками, рюмочными забегаловками, парикмахерскими, скобяными, жестяными, швейными, стеклодувными и прочими, и прочими налезающими друг на друга передвижными лоточками, ларёчками, лавочками, павильончиками… Здесь сутками напролёт околачивались те, кого эмигрантская доля лишила домашнего уюта, тепла, возможности общения, а подчас и крыши над головой. Здесь жарили, варили, парили, чистили обувь, жевали, пили, блевали, курили дешёвые сигары и самодельные «косячки»… Здесь делалось всё, чем богат и разнообразен эмигрантский обиход, а он, должно понять, предполагает очень многое, не всегда предусматривающее всеобщее обозрение: и неустанную работу местной молодёжи по недопущению демографической катастрофы эмигрантского населения; и весьма интимные, часто широко не афишируемые отношения однополых человеческих особей; и умение вовремя обнаружить и воспользоваться тем, где что плохо лежит, да так, чтобы никакой комар носа не подточил; и даже (увы) регулярные отправления надобностей, у всех народов и на всех языках именуемые естественными… Здесь делалось всё. С улыбкой или без, бесстыдно, под лязг и грохот проносящихся по головам прохожих поездов надземного метрополитена.

Прогулка Никитину удалась: он зорко смотрел по сторонам, несколько раз туда и обратно ПРОДЕФИЛИРОВАЛ мимо «Сибирского меха» — нет, слава богу, ни одного знакомого лица, зрительная память его никогда не подводила.

Дверь магазина мелодично сообщила о прибытии посетителя. Из-за шторки появился помолодевший, гладко выбритый, с иголочки одетый… Омар Иванович Цава.

— Доброе утро, — сказал он по-английски. — Я к вашим услугам, весь на ладони. Чем могу?

Человек со Шрамом какое-то время оторопело смотрел на него. Затем представился:

— Здравствуйте. Моё имя Иванов Иван Иванович.

Хозяин магазина вежливо улыбнулся.

— Несколько однообразно, зато очень по-русски. Приятно познакомиться. Меня зовут…

— Марк Иванович Цава. Не так ли? — Продолжил за него «Иванов».

Хозяин помолчал, затем громко рассмеялся, обнажив два ряда белых, безукоризненно ровных зубов.

— Марк, да, верно. А во всём остальном вы ошиблись.

— Но… Да, но… Дело в том, что… — После некоторого замешательства «Иванов» попытался настоять на своей осведомлённости. — Дело в том, что я по протекции вашего родного брата…

— Омарки? Да? Омарика Ивановича Цава? — На этот раз уже хозяин магазина перебил его и опять громко обнажил зубы. — Это так и есть, да, брат мой намного старший, единокровный. Только мы не Цава, а Цавановичи. И батюшку нашего, царство ему небесное, звали не Ваня, а Лев. Так что брата моего зовут Омарик — обратите внимание: не Омар, а именно Омарик — Омарик Львович Цаванович. А метаморфоза с ним произошла, когда в СССР такие ФИО сильно не поощрялись, и брат сделал нашей фамилии обрезание на пять букв и закосил под абхаза: Омар Иванович Цава. Хотя чем абхаз лучше еврея? Не знаю. Мне даже кажется, что ничем. — Марк Львович опять не удержался от смеха. Стало очевидно, что беспричинная весёлость — фамильная особенность Цавановичей. — Но я вас, по-моему, утомляю подробностями нашей биографии, — спохватился хозяин мехового магазина, — я прошу меня простить, садитесь, я вас слушаю. Чай? Кофе?

«Иванов» согласился на кофе.

— Я, собственно, вот по какому вопросу, — начал он, когда Марк поставил перед ним две чашечки ароматного напитка, подсел за столик и замер, превратившись в слух. — Ваш брат Омар Иванович Цава, — буду называть его так, как знал до встречи с вами, не возражаете? поделился со мной вашими… э-э-э…сложностями… осложнениями за последние несколько лет в бизнесе. Это так?

— Это так, — охотно согласился Цаванович.

— Дело в том, что в Союзе я имею некоторое отношение к экспорту меховых изделий и на определённых условиях мог бы… вам… э-э-э, так сказать… — он не сразу подыскал нужное слово. Марк пришёл ему на помощь.

— Это может стать очень интересно. Я согласен. Что за условия?

— Условия вас не обременят, — «Иванов» снисходительно растянул губы в улыбке. — Расскажите, Марк Львович, что у вас случилось?

— Расскажу, конечно, я весь на ладони, — Цаванович охотно ринулся в предложенный ему диалог, — но, прошу простить, это не у нас, это у вас что-то случилось. В эСэСэСэРе. Просто хоть караул кричи. Поначалу всё шло как по маслу: я открыл этот магазин, два, а то и три раза в неделю Омарик присылал мне по две, а то и по три норковые шубы, отличная выделка, но топорно сшиты, у вас это делать не умеют. Но даром! Понимаете? Где он их брал, мне не интересно. Я не спрашивал. Я их перешивал, я немножко скорняк, дёшево покупал французские бирки и продавал о-го-го как. Брали с руками. Это же бешеные деньги, вы посчитайте. Нет, нет, вы только посчитайте — Марк Липович сорвался с места, скрылся в соседней комнате, вернулся с калькулятором, сам стал нажимать клавиши. — Три шубы в неделю — это я так сказал, бывало и по десять. Хорошо, берём девять. Девять шуб умножаем на четыре недели, получаем, извиняюсь, тридцать шесть в месяц. А в год? Ещё на двенадцать, а это уже четыреста тридцать две норки. Теперь скажу правду, — он отложил калькулятор в сторону, снизил голос почти до шепота, — меньше, чем за три куска штуки они не уходили. А чёрные и за три с половиной. Тут считай-не считай — за год я стал миллионером и даже больше. Мы с Омариком три года работали, я выкупил этот магазин. А теперь по ночам мне снится долговая петля: нечем платить, хоть вешайся. Свет, горячая вода, газ, холодная вода… А налоги!! Это же не страна, а сплошная налоговая полиция. Тут скрыл налог — дают, как за убийство. Так какие, вы говорите, условия, Иван Иванович? — Марк неожиданно закончил свой монолог и вновь обратился в слух.