Харлан Кобен - Один неверный шаг

— И тогда впервые за все это время заговорил Сэм. Отлепившись от стены, он подошел к моему столу и посмотрел на наши семейные фотографии, доброжелательно улыбаясь, словно знал всех нас очень давно и считался другом семьи. А потом достал из кармана садовый секатор и швырнул его на столешницу.

У Майрона по спине пробежала холодная дрожь.

«Только представьте, какой ужасный урон эта штука может причинить человеческому существу, — сказал Сэм. — Представьте также, как она отсекает по одному человеческие члены, как долго при таком условии могут длиться муки и сколь страстно мученик будет призывать смерть, которая, при умелом использовании этого инструмента, может наступить очень и очень не скоро». Вот и все его слова. После этого Артур Брэдфорд расхохотался, и они оба вышли из офиса.

Отец схватил кофейную чашку и вновь попытался глотнуть из нее, но у него опять ничего не получилось, поскольку в чашке по-прежнему не было кофе. Майрон протянул ему жестянку с «Йо-хо», но отец отрицательно покачал головой.

— Я вернулся домой и весь вечер пытался делать вид, что у меня все тип-топ. Пытался есть, пытался улыбаться, даже попытался поиграть с тобой в саду. Но все это время я думал только об одном: о том, что сказал Сэм. Твоя мать чувствовала, что со мной что-то не так, но впервые в жизни воздержалась от каких-либо вопросов. А потом я пошел спать, но никак не мог заснуть. Все происходило в полном соответствии со словами Сэма. Я дал волю воображению. Представлял, как секатор отхватывает по кусочку живую человеческую плоть. Медленно. И какой ужасный крик вызывает каждое подобное действие. Неожиданно зазвонил телефон. Я приподнялся на постели, машинально бросив взгляд на часы. Стрелки показывали три утра. Я сорвал трубку с рычагов, но мой неизвестный абонент молчал. И тут я понял, что это кто-то из них. Я слышал дыхание этого человека. Но он так и не соизволил сказать мне хотя бы слово. Тогда я повесил трубку и вылез из постели.

Дыхание отца стало прерывистым, а в глазах заблестели слезы. Майрон вскочил со стула, искренне желая хоть чем-то ему помочь. Но отец поднял руку, призывая сына успокоиться и вернуться на место.

— Позволь мне закончить рассказ, ладно?

Майрон кивнул и вновь опустился на стул.

— А потом я прошел в твою комнату. — Голос отца звучал монотонно и безжизненно и, казалось, был совершенно лишен эмоций. — Возможно, ты знаешь, что я заходил в твою спальню довольно часто. Иногда присаживался на край кровати и наблюдал за тем, как ты спишь.

Переполнившие глаза слезы потекли у него по щекам.

— Итак, я вошел к тебе. И услышал твое глубокое дыхание, звук которого успокоил меня почти мгновенно. И тогда я улыбнулся. А потом подошел к твоей постели, чтобы получше подоткнуть одеяло, которым ты укрывался. И увидел это…

Отец зажал рукой рот, как человек, который боится закашляться и разбудить спящего. При этом его грудь судорожно поднималась и опускалась, а слова вырывались изо рта толчками.

— На кровати поверх одеяла лежал секатор. Кто-то влез в твою комнату и оставил садовый секатор у тебя на постели.

Майрон почувствовал, будто чья-то стальная рука сдавила ему внутренности.

Отец посмотрел на него покрасневшими, припухшими глазами.

— С подобными субъектами нельзя вступать в конфронтацию, Майрон. Потому что их невозможно победить. И это не вопрос смелости или мужества. Это вопрос любви и приязни. Есть люди, к которым ты хорошо относишься, которых любишь наконец. И все они связаны с тобой незримыми нитями тонких чувств. Но подобные типы ничего этого не понимают. Они лишены чувств. А как можно причинить вред человеку, который ничего не чувствует?

У Майрона не нашлось ответа на этот вопрос.

— Просто выйди из дела, где тебе приходится контактировать с Брэдфордом и Сэмом, — сказал отец. — В этом нет ничего постыдного.

После этих слов Майрон поднялся с места. Отец тоже встал. Потом они обнялись, с силой сжав друг друга в объятиях. Майрон закрыл глаза. Отец положил левую руку на затылок сына, а правой пригладил ему волосы. Майрон не отстранился, продолжая стоять перед ним, словно малое дитя, и вдыхать знакомый запах одеколона «Олд спайс». Его мысли вернулись в прошлое, и он вспомнил, как отец бережно поддерживал ему голову, когда Джой Давито залепил бейсбольным мячом Майрону в лоб.

Прикосновения отца по-прежнему действовали на него успокаивающе. После всех этих лет, подумал он, объятия отца остались для него самым безопасным местом на свете.

Садовый секатор.

Это не могло быть совпадением. Майрон выхватил из кармана сотовый и позвонил на тренировочную площадку «Драконов». Через несколько минут Брэнда наконец взяла трубку.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — отозвался Майрон.

После обмена приветствиями они ненадолго замолчали.

— Мне нравятся мужчины, которые за словом в карман не лезут, — нарушила молчание девушка.

— Угу, — пробормотал Майрон.

Брэнда рассмеялась мелодичным смехом, заставившим затрепетать его сердце.

— Как поживаешь? — спросил Майрон.

— Хорошо, — ответила Брэнда. — Игра помогает забывать о плохом. А еще я вспоминала о тебе. И это тоже поднимало мне настроение.

— Взаимно, — сказал Майрон. Странный разговор. Убийственные слова. Одно за другим, одно за другим…

— Ты придешь сегодня вечером на открытие серии? — спросила Брэнда.

— Конечно. Хочешь, я за тобой заеду?

— Нет. Я воспользуюсь автобусом, приписанным к команде.

— У меня к тебе вопрос, — сказал Майрон.

— Задавай.

— Как зовут тех парней, у которых перерезали ахиллесовы сухожилия.

— Клэй Джексон и Артур Харрис.

— Им нанесли травмы садовым секатором, не так ли?

— Так.

— И они жили в Ист-Ориндже?

— Положим. А в чем дело?

— У меня возникли сильные сомнения в том, что их искалечил Хорас.

— Тогда кто же это сделал?

— Это длинная история. Я тебе потом ее расскажу.

— Может, после игры? — предложила Брэнда. — Мне, конечно, придется плотно общаться с прессой, но потом мы могли бы куда-нибудь зайти перекусить и поехать к Уину.

— Мне нравится твой план, — сказал Майрон.

Неожиданно Брэнда замолчала. А когда заговорила снова, задала Майрону странный вопрос:

— Слушай, тебе не кажется, что при разговоре с тобой у меня слишком радостный голос?

— Не кажется.

— Возможно, мне следует вести себя более сдержанно?

— Ни в коем случае.

— Мне тоже кажется, что я веду себя правильно… — Она слегка замялась и закончила фразу: — Короче, я чувствую себя восхитительно, вот!

Майрон кивнул в телефон. Он знал, о чем она говорила и какие чувства в тот момент испытывала. Оказывается, они очень похожи. Эсперанса называла его слишком открытым и чувствительным. Ну так вот: все это в полной мере относилось и к Брэнде.