Майкл Коннелли - Пятый свидетель

— Детектив Керлен, у вас в руках письмо, заказной почтой направленное Митчеллом Бондурантом, жертвой, Луису Оппарицио, президенту АЛОФТа — фирмы, согласно договору с «Уэстленд нэшнл» осуществлявшей для него продажу домов. Не могли бы вы зачитать письмо для сведения присяжных?

Керлен долго пялился в страничку, которую я ему дал, прежде чем прочесть:

«Дорогой Луис, к сему прилагаю письмо адвоката по имени Майкл Холлер, представляющего интересы домовладелицы по одному из дел о конфискации, которое Вы вели для „Уэстленда“. Ее зовут Лайза Треммел, номер договора ноль четыре ноль девять семь один девять. Ссудный договор заключен совместно Джеффри и Лайзой Треммел. В своем письме к клиентке мистер Холлер утверждает, что в деле просматриваются многочисленные свидетельства мошенничества. Вы увидите, что он приводит конкретные действия, и все они были предприняты АЛОФТом. Как Вы знаете — мы с Вами это уже обсуждали, — имеются и другие жалобы. Если подтвердятся новые претензии к АЛОФТу, „Уэстленд“ окажется в уязвимом положении, особенно учитывая интерес, который правительство в последнее время проявляет к ипотечному бизнесу. Если нам с Вами не удастся достичь понимания и найти выход из сложившейся ситуации, я буду рекомендовать совету директоров „Уэстленда“ расторгнуть контракт с Вашей организацией, и все текущие дела будут отменены. Подобное развитие событий также требует со стороны банка подачи ДСД в соответствующие инстанции. Пожалуйста, свяжитесь со мной как можно скорее, чтобы продолжить обсуждение этого вопроса».

Он протянул мне письмо, давая понять, что сделал свое дело. Я проигнорировал его жест.

— Благодарю вас, детектив. В письме упоминается о «подаче ДСД в соответствующие инстанции». Вы знаете, что это такое?

— Это «Доклад о сомнительной деятельности». Все банки обязаны подавать такие доклады в Федеральную торговую комиссию, если подобная деятельность попадает в поле их зрения.

— Вы когда-нибудь прежде видели письмо, которое держите сейчас в руке, детектив?

— Да, видел.

— Когда?

— Когда изучал рабочие документы жертвы. Тогда я его и заметил.

— Можете назвать дату, когда это произошло?

— Точную дату назвать не могу, могу лишь сказать, что наткнулся на него приблизительно через две недели после начала следствия.

— И следовательно, спустя две недели после того, как Лайза Треммел была арестована по подозрению в убийстве. Вы провели какие-нибудь следственные действия в связи с обнаружением этого письма? Может быть, поговорили с Луисом Оппарицио?

— В какой-то момент я провел расследование и выяснил, что у мистера Оппарицио твердое алиби на время убийства, так что дальше заниматься этим не имело смысла.

— А как насчет людей, которые работают на Оппарицио? У них у всех есть алиби?

— Я не знаю.

— Не знаете?

— Не знаю. Я не стал дальше заниматься этим направлением, поскольку счел этот спор деловым, не являющимся мотивом для убийства. Я не рассматриваю это письмо как угрозу.

— Вам не показалось необычным, что в наш век моментальной электронной связи жертва предпочла послать заказное письмо по почте, а не имейл, не эсэмэс или факс?

— Вообще-то нет. Среди бумаг мистера Бондуранта были копии еще нескольких писем, отправленных заказной почтой. Вероятно, он считал нужным вести дела именно так — чтобы сохранять копии.

Я кивнул.

— Известно ли вам, не подавал ли мистер Бондурант «Доклад о сомнительной деятельности» в отношении мистера Оппарицио или его компании?

— Я проверял в Федеральной торговой комиссии. Не подавал.

— Проверяли ли вы в других правительственных организациях, не является ли деятельность мистера Оппарицио или его компании объектом расследования?

— Проверял, и очень тщательно. Нет, не является.

— Очень тщательно… Значит, это направление вы сочли тупиковым, так?

— Да, правильно.

— Вы проверили в ФТК, убедились в том, что у этого человека есть алиби, и потом оставили это направление расследования. У вас уже была подозреваемая, дело против нее складывалось легко, и это вам вполне подходило, правильно?

— Дело об убийстве никогда не складывается легко. Здесь требуется особая доскональность. Нельзя оставить неперевернутым ни один камень.

— Как насчет секретной службы министерства финансов США? Этот камень вы тоже перевернули?

— Секретной службы? Не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

— Вы связывались с секретной службой министерства финансов в ходе расследования?

— Нет.

— А с представительством прокуратуры США в Лос-Анджелесе?

— Нет. Правда, не могу ручаться за свою напарницу и других коллег, которые работают над этим делом.

Ответ был хорош, но недостаточно. Краем глаза я видел, что Фриман сдвинулась на край стула, готовая в нужный момент заявить протест против моей линии допроса.

— Детектив Керлен, вы знаете, что такое «федеральное целевое письмо»?

Фриман вскочила со стула, не дав Керлену ответить, заявила протест и попросила о совещании у судейской скамьи.

— Думаю, по этому поводу нам лучше посовещаться в моем кабинете, — сказал судья. — Жюри и персонал должны оставаться на своих местах, пока я буду вести переговоры с представителями сторон. Мистер Холлер, мисс Фриман, следуйте за мной.

Я достал из своей папки документ с прикрепленным к нему конвертом и пошел вслед за Фриман к двери, ведущей в судейский кабинет, полностью сознавая, что сейчас либо склоню весь ход процесса в пользу защиты, либо на всех парах понесусь к тюремному заключению за оскорбление суда.

Судья Перри отнюдь не благодушествовал. Он даже не потрудился сесть за свой стол. Как только мы вошли в его кабинет, он тут же развернулся ко мне и, скрестив руки на груди, уставившись в меня тяжелым взглядом, стал ждать, пока его стенографистка займет место за стенотипом.

— Итак, мистер Холлер, по моему разумению, мисс Фриман заявила протест, потому что впервые слышит о секретной службе министерства финансов, Генеральной прокуратуре США, о федеральном целевом письме и о том, какое отношение все это может иметь к рассматриваемому делу. Я и сам протестую, поскольку впервые, если не ошибаюсь, сталкиваюсь с упоминанием о федеральных органах власти и не собираюсь позволить вам начинать рыбалку в федеральных водах перед лицом присяжных. Так что, если у вас что-то есть, я желаю получить доказательства немедленно, а также узнать, почему мисс Фриман ничего об этом не знает.

— Благодарю вас, судья, — упершись руками в бока и высокомерно глядя на меня, сказала Фриман.

Я попытался немного разрядить обстановку, непринужденно отойдя от нашей плотной группы и направившись к окну, из которого открывался живописный вид на склоны гор Санта-Моники. По гребню хребта тянулись дома, нависавшие над обрывами, они напоминали спичечные коробки, готовые сорваться вниз при первых толчках будущего землетрясения. Сейчас я хорошо понимал, каково это — стоять над пропастью.