Марина Крамер - Жить на свете стоит

– Для меня сейчас уже поздно, – извиняющимся тоном произнесла Ника, – но вот чаю я еще попью, пожалуй.

– Надеюсь, что потом вы мне позволите вас довезти до дома? Ночь, окраина…

И Ника сперва согласилась, но потом, поразмыслив и вспомнив об отсутствии ключей, отказалась от предложения Гавриленко. Конечно, она могла бы попросить его помочь открыть дверь, но злоупотреблять хорошим отношением не хотелось, да и потом – не сможет ведь она сразу на пороге попрощаться и выставить Максима, а это означает непременное приглашение на чай, все эти расшаркивания… А утром на работу… Нет, такси надежнее и без проблем!

Ночь она провела в квартире Артема – больше было просто негде. Но и связки ключей от своей квартиры не нашла, хотя отлично знала, что Артем обычно не берет их с собой, если не собирается появиться без предупреждения. С утра, позвонив квартирной хозяйке, Ника съездила к ней на работу и забрала запасной комплект, забежала переодеться и отправилась в редакцию.

Артем на работу не пришел, телефон его молчал, и у Ники стали появляться весьма неприятные мысли о том, что Гавриленко банально обвел ее вокруг пальца. Стараясь не думать об этом, она решила, что позвонит вечером и поинтересуется, стоит ли впредь доверять слову олигарха или это был пустой треп. Не хотелось так думать, но обстоятельства вынуждали. С этими мыслями Ника и пошла домой.

К ее удивлению, в окнах квартиры горел свет, и это Нику моментально насторожило. Подниматься к себе или сразу вызвать полицию? Но, приглядевшись, она увидела в окне кухни Артема и поняла: Масленникова отпустили, и он приехал к ней. Значит, поэтому она не нашла запасных ключей от своей квартиры – они были у Артема с собой.

«Мог бы телефон включить», – подумала она, прикладывая магнитный ключ к «пятачку» домофона.

Масленников встретил ее на пороге, одетый в спортивные брюки и футболку, которые хранились у Ники «на случай форс-мажора», как они это определяли. Едва она закрыла дверь, как Артем схватил ее в охапку, прижал к себе и тяжело задышал, зарывшись лицом в растрепавшиеся волосы. Ника тоже обвила руками его спину, чувствуя, что все-таки рада его видеть, рада тому, что он поехал не домой, а сюда, к ней – значит, она по-прежнему важна для него.

– Ну, как ты, мой хороший? – спросила она, когда Артем чуть ослабил объятия.

– Даже не знаю… странный опыт, если честно. Думал, что всю кожу с себя мочалкой сниму – до того, казалось, запах въелся, – признался он, помогая Нике раздеться. – Ты знаешь, не смог домой ехать…

– Там все вверх дном, – сказала она, направляясь в ванную, – я же ночевала у тебя. Ключи у меня пропали, пришлось сегодня у хозяйки запасные брать. А завтра, очевидно, придется менять замки.

Артем пропустил фразу о ключах мимо ушей, опередил Нику и подал ей халат:

– Идем ужинать, Белочка. Я голодный…

Ника с ужасом вспомнила, что в холодильнике у нее, что называется, повесилась мышь, а в магазин она зайти, разумеется, забыла. Сама могла легко обойтись овсянкой, но вот Артем…

И он не преминул высказать:

– Могла бы что-то в холодильник положить на всякий случай.

– Ну прости – я как-то не подозревала, что ты сегодня ко мне явишься, – вспыхнула она.

– Конечно! Ты вообще вряд ли думала, что я выйду!

– Что?!

Назревала ссора… Ника не могла понять, зачем Артем делает это, ведь сам приехал, она его не звала. «Не могу больше, – вдруг поняла она. – Кончились силы терпеть и проглатывать, не могу – подавлюсь».

Возможно, момент был выбран неудачно, но ведь она и не выбирала его – так уж сложилось, что Артем первым начал ссору. Он не понимал – или не хотел понимать – очевидного: с каждой такой ссорой они все больше отдалялись друг от друга. Ника чувствовала себя ненужной, лишней. Именно в такие моменты она все отчетливее понимала, как мало места ей отведено в жизни Артема, раз он с легкостью может вот так раздражаться. Но и за собой она тоже чувствовала некую вину, ведь зачастую именно она, Ника, инициировала такие вспышки. Вот сейчас – ну, что за повод? Мужик из тюрьмы вышел, ужинать хочет… Но, возможно, ему тоже стоило высказать недовольство в каком-то ином тоне? Она, в конце концов, не жена ему, и, судя по всему, никогда ею не станет. Все это уже было у Артема в другой жизни – не с Никой, и он не стремился повторить или попробовать иначе.

Обида захлестнула ее, и Ника не смогла больше сдерживать рвущиеся наружу слова.

– Понимаешь, иногда наступает такой момент, когда все… Встаешь утром и понимаешь – все! Устала что-то всем объяснять, убеждать, оправдывать, выслушивать, понимать. Все – сил хватит только на то, чтобы встать и уйти. Молча. Не объясняя ничего.

Ника поежилась и обхватила себя за плечи. В кухне вдруг стало неуютно и холодно, хотя окно было закрыто, а вытяжка над плитой, которую она включала, когда закуривала, сейчас не работала. Этот холод исходил от нее самой, откуда-то изнутри, и Ника отчетливо это чувствовала. Снова, в который уже раз… В последнее время это ощущение накрывало ее все чаще. И присутствие Артема почему-то никак не могло прогнать этот холод, хотя раньше стоило ему просто взять ее за руку, и все менялось. Он молчал – и в этом молчании Нике чудилась какая-то отстраненность, которой прежде не было. Масленников протянул руку и тоже вытянул сигарету из пачки, однако не закурил, вернул обратно.

– Никуся, ну зачем ты… – заговорил он, покручивая в пальцах ее зажигалку. – У меня такое впечатление, что ты ищешь повод для конфликта даже там, где его нет. В чем ты сейчас хочешь обвинить меня? В том, что я недостаточно, по твоему мнению, тебя люблю? Раз что-то прошу, значит, не так отношусь к тебе? Если возмущаюсь отсутствием продуктов в холодильнике, то мои чувства к тебе остыли или как-то притупились?

Ника тяжело вздохнула. Он снова свел все к банальному выяснению отношений, к этому «любишь – не любишь». Не хватало только ромашки в руке… Всякий раз ее попытки поговорить с Артемом о том, что происходит у нее внутри, натыкались именно на это: «Я тебя люблю… а ты меня нет… а я для тебя…» Даже слова практически не менялись.

– Да, ты любишь меня. Ты даже восхищаешься мной, говоришь, какая я красивая, какая талантливая… Беда в другом, Артем, – Ника дотянулась до его руки и забрала зажигалку, постукивания которой по столу ее раздражали, – как только за мной закрывается дверь твоей квартиры, ты моментально обо мне забываешь. И тебе неважно уже, красива ли я, талантлива ли… Неважно даже, любишь ли ты меня. Ты закрыл дверь – и у тебя началась другая жизнь, в которой мне уже нет места. До следующего раза.

Артем удивленно смотрел на нее и никак не мог понять, что происходит. Ника стала другой, и эти изменения его удручали. Прежняя Ника не была такой жесткой и бескомпромиссной, она умела слушать и слышать, вникала в его проблемы и помогала разобраться. Она ничего не требовала от него, и это качество Артем ценил превыше остального. Ему нравилось, что Ника не заводит разговоров о замужестве, не говорит о совместном быте и – упаси боже – о детях. Ему, хлебнувшему в браке всякого, совершенно не хотелось вновь обременять себя семьей. Кроме того, ребенок у него уже был, и обзаводиться другими он не планировал. Артему всегда казалось, что Ника понимает это и разделяет… оказалось, что он ошибся и в этом. Стахова была обычной женщиной, которой в конце концов тоже захотелось гнезда и птенцов. Артем же не чувствовал в себе потребности в этом. Его вполне устраивали те отношения, что сложились у них – никаких особенных обязательств, никаких взаимных претензий, только приятное времяпрепровождение. Женщина-праздник. Идиллия. И Ника сейчас своими словами эту идиллию разрушила.