Виктор Пронин - Высшая мера

Первый закон звучал так: «Даже самой малости не должен знать никто - только в этом случае ты выживешь». Второй закон уточнял первый, но в то же время был вполне самостоятелен: «Надеяться только на себя и все делать только самому - тогда ты выживешь». Третий закон оказался самым кратким: «Не торопись, но иди до конца, и ты выживешь».

Но при этом теплилось в нем чувство, которое его не покидало, - пренебрежение к самому себе и почти полное равнодушие к тому, чем все это для него закончится.

Апыхтин сидел на теплых камнях Лобного места, откинувшись назад и подставив лицо летнему солнцу. Он попытался свести все три закона в один, и через некоторое время ему это удалось - никто ничего не должен знать. Все сам и до конца.

- Да, только так, - повторил он, еще раз убеждаясь в том, что эти слова охватывают все в его предстоящей жизни. - Никто не должен знать, все только сам и до конца. Не торопясь, но до конца. И самое главное - высшая мера.

- Что ты задумал? - услышал он Катин голос за спиной.

- Да так, пустячок.

- Что ты задумал, Володя?

- Не приставай, он знает что делает, - ответил за него Вовка.

- Будь осторожен, Володя.

- Быть осторожнее просто невозможно.

- Не доверяй никому.

- Я знаю.

- Все только сам.

- Да, конечно.

- И не торопись.

Апыхтин осторожно скосил глаза, повернул голову, но ничего не увидел, только легкий холодок коснулся его лица, как если бы совсем близко пронеслась большая птица.

- Узнаешь меня в таком виде? - спросил он, даже не надеясь на ответ.

- Ты ничуть не изменился.

- Это хорошо или плохо?

- Ты не сможешь измениться. И не торопись.

- Я знаю.

- К нам не торопись. У тебя еще много дел.

И опять холодок, шелест сухих крыльев и тень по лицу от невидимой птицы.

- Пусть так, - пробормотал Апыхтин и, встав, отряхнул руки от мелкой каменной крошки. - Пусть так, - повторил он и в тот же вечер выехал поездом в свой город.

Вещей было немного, сумка потяжелела лишь на кусок колбасы и две бутылки водки, которые он купил в Елисеевском магазине. В купе, кроме него, никого не оказалось - с наступлением счастливых демократических времен поезда опустели, вокзалы оказались и вовсе ненужными. Какие поездки, какие друзья, родственники, старые знакомые, когда каждые полгода накатывают все новые волны нищеты и безнадеги?!

А престарелый президент не вылезает из больницы, сладкоголосая прислуга постоянно докладывает изголодавшемуся народу, что тот крепнет день ото дня, набирается сил и положение в стране держит под неусыпным, отечески заботливым контролем. Расстреляв собственный парламент, расшвыряв ближние и дальние народы, теперь он звонит состоятельным подельникам по обе стороны океана и клянчит, клянчит, клянчит денег. Умирают от голодовок учителя, ложатся на рельсы шахтеры, травятся тухлятиной детские сады, сотни тысяч беспризорных мерзнут в подвалах и подворотнях, а верные соратники президента с непроизносимыми фамилиями носятся между банками, не зная, куда положить больше, куда положить меньше, яростно ссорятся, доказывая друг другу, чем виллы в Испании предпочтительнее вилл на Кипре и чем парижские квартиры уступают квартирам в Майами.

Обо всем этом Апыхтину доложил вагонный репродуктор, пока он пил лучшую в мире водку и закусывал лучшей в мире колбасой. Проносились мимо окна лучшие в мире пейзажи и беднейшие в мире деревни. Паслись козы по обочинам, и зрел в пьяной голове банкира план - коварный и безжалостный.

Наутро Апыхтин проснулся уже в своем городе. Поезд приближался к вокзалу, проводник ходил вдоль вагона и стучал в двери, поднимая немногих заспавшихся пассажиров. Спал Апыхтин одетым, поверх постельного белья, поэтому поднялся быстро и легко.

С вокзала он вышел с легкой опаской, но, как оказалось, совершенно напрасно. Несмотря на то что в городе Апыхтина знали многие, в это утро никто не обратил на него внимания, никто не узнал.

На частнике Апыхтин добрался до ближайшей гостиницы, сознательно выбрал неважную гостиницу, поселился в отдельном номере и в тот же день присмотрел себе недалеко от центра двухкомнатную квартиру. На следующее утро оформил документы, заплатил деньги и прописался в ней, сразу став полноправным гражданином города.

Чтобы все это произошло быстрее, пришлось отдать триста долларов, но Апыхтин не жалел о них. И еще пятьсот долларов сверху он отдал на следующий день при покупке и оформлении «жигулей», почти тысячу с него взяли за автомобильные права и еще семьсот за телефон. Его поставили в тот же день, и, подняв трубку, он убедился, что все в порядке, гудок гудит, номера набираются.

Полный день у него ушел на покупку мебели. Апыхтин купил польский раскладной диван, журнальный столик, два кресла, кухонный набор, шесть стульев и платяной шкаф, сработанный местным комбинатом из прессованных опилок. Оставшиеся несколько часов он потратил на покупку посуды, полотенец, постельного белья и прочих мелочей. Из старой своей квартиры не взял ничего - как бы не проколоться на каком-нибудь пустяке, как бы не уличили его при обыске, а что обыск будет, он допускал. Так вот, чтобы не обвинили его в ограблении банкира Апыхтина, чтобы не посадили - чего не бывает - за убийство жены и сына, не взял он в своей квартире даже самой малой мелочи.

И была еще одна причина: на всем были знаки крови, убийства, предсмертных криков, агонии, на всем оставалась невидимым дрожащим слоем боль прежней жизни.

Развесив шкафчики, расставив мебель, распихав по полкам тряпье, Апыхтин еще раз обошел свое новое жилище и в общем-то остался им доволен. Холодильник был пуст, но уже работал, готов был принять и напитки, которые, Апыхтин знал, ему понадобятся, и закуску, которая тоже не помешает.

По телевизору шла обычная вечерняя передача 1999 года. Заканчивался век, заканчивалось тысячелетие, а многочисленные и какие-то остервенелые провидцы в один голос предрекали конец света - если не в этом году, то в следующем обязательно. Наводнениями грозили, землетрясениями, космическими катастрофами.

- Поживем - увидим, - пробормотал Апыхтин, послушав предсказания. - У меня еще есть время, а там пусть будет как будет… - Он еще раз окинул беглым взглядом свое жилище. - Хорошо все-таки быть банкиром, даже в прошлом. - Рука его как бы сама собой потянулась к телефону, но он тут же остановил себя. - Нельзя, старик. Ни в коем случае. Никогда и ни под каким предлогом ты не позвонишь из этой квартиры по делу.

В эту ночь Апыхтину не спалось, он долго ворочался, штор на окне не было, и прямо в лицо ему бил сильный лунный свет, а сама луна корчила рожи, притворяясь то одним знакомым ему человеком, то другим. Наконец Апыхтин не выдержал, встал, включил телевизор.