Марина Серова - Хватайся за соломинку. Жар бабьего лета

Юркову, видно, надоело терзать меня расспросами.

– Рачкова родилась в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году, на Украине, в городе Житомир… – он продолжал еще что-то говорить, но я больше не слушала, бросила трубку и помчалась к машине.

По дороге я жестоко кляла себя за то, что не удосужилась проверить рассказ Терентьева. Прав был Балашихин, назвав меня дурой. Дура и есть! Неужели я так легко попадаюсь на мужские чары, что мне можно спокойно навешивать лапшу на уши?! Я была очень зла. Зла на всех, но больше всего на себя.

Район, где, по словам Антона, находилась «берлога», тоже располагался у Волги, но по другую сторону от Тарасова.

Проведя в дороге около двух часов и немного поплутав, я наконец отыскала дачный поселок, на окраине которого начинался лесок. Дорогу размыло, машина подпрыгивала на ухабах, временами глубоко увязая в грязи. Я вышла из машины и пошла пешком. Почти на самом дне большого оврага, заваленного мусором, стоял небольшой домишко, окруженный покосившимся забором из листов ржавого железа. Было не похоже, что в этом сарае кто-то мог жить.

Легко перемахнув через низкий забор, я оказалась во дворе. Окна, их было всего два, оказались наглухо закрыты ставнями. Я осмотрела дверь – она оказалась довольно прочной и была заперта на большой висячий замок.

Недолго думая, я выстрелила в дужку замка. Вошла внутрь. На меня сразу же пахнуло подвальной сыростью. Освещая дорогу карманным фонариком, который захватила из машины, я рассматривала помещение.

Из сеней в глубь строения вела закрытая на задвижку дверь. Я отперла ее и вошла в маленькую комнату, воздух в которой оказался еще более затхлым. К моему удивлению, комната освещалась, правда, очень слабо, электрической лампочкой, свисающей с потолка. Там стояли две табуретки, стол да кровать за занавеской у стены. Приблизившись к кровати, я резко сдернула с веревки грязную занавеску.

На постели, накрытая ветхим, дырявым одеялом, лежала женщина. В тусклом свете ее рыжие волосы отсвечивали медью. Она лежала совершенно недвижно с закрытыми глазами, словно мертвая. Это была Люси. Склонившись над ней, я разглядела восково-бледное лицо. Дотронулась до ее руки и убедилась, что она жива – от моего прикосновения Люси слегка зашевелилась, издав тихий стон. Придвинувшись к ней, я услышала хруст под своей ногой – оказывается, раздавила один из многочисленных валявшихся на полу шприцев. Не было сомнений, что Люси уже не один день держали на игле.

Я похлопала ее по щекам и окликнула. Женщина разомкнула веки и уставилась на меня невидящим взглядом. Я потянула ее за плечи и посадила на кровати. Потом подошла к столу, на котором среди остатков пищи стояла бутылка с минералкой. Я заставила Люси сделать пару глотков воды. Это ее немного взбодрило.

– Ты кто? – сипло произнесла она.

– Я – Таня.

– Чего тебе надо?

– Я приехала за тобой.

Бессмысленный, ничего не выражающий взгляд Люси доказывал, что многодневное заточение лишило ее способности мыслить.

– Холодно! – она поежилась, натягивая на себя грязное одеяло. – Закрой дверь!

– Пусть проветрится, здесь нечем дышать.

– А зачем дышать? Мне другое нужно, – тут, встрепенувшись, словно вспомнив о чем-то, Люси торопливо спустила ноги вниз и стала шарить руками по полу. – Тут должна быть одна доза, – бормотала она, перебирая и отбрасывая пустые шприцы. В безуспешных поисках она соскользнула с кровати и встала на четвереньки, продолжая судорожно хватать использованные шприцы. Наткнувшись на тот, который я раздавила, Люси схватила его, выпрямилась и закричала:

– Ты его разбила! Ах ты, дура! – она бросилась на меня, в остервенении пытаясь вцепиться мне в волосы.

Я сжала ей руки и отбросила от себя. Упав на кровать, Люси уткнулась лицом в подушку и завыла, обезумев от бессильной злобы.

Я смотрела на бившуюся в истерике, совершенно потерявшую человеческий облик женщину и думала о том, что гораздо милосердней было бы убить ее сразу, чем подвергать таким долгим мучениям. Я снова взяла ее за плечи и потянула к себе.

– Вставай, поехали.

– Убирайся! Оставь меня!

– Поднимайся, я отвезу тебя в больницу. Тебе нужна помощь.

– Пусти! Я никуда не поеду. Скоро он приедет и уведет меня. Я вылечусь, и все будет хорошо. Уходи!

Она отбросила меня от себя и, стуча зубами, залезла с головой под одеяло, свернулась в клубок.

– Если ты не встанешь сама, я потащу тебя силой, – настаивала я.

Люси не реагировала. Я наклонилась над ней и попыталась поднять с кровати. Несмотря на то, что в последние дни ее рацион составляли в основном наркотики, сопротивлялась она довольно энергично. Я знала, что нужно спешить, потому что приближалась ломка.

Наконец мне удалось стащить Люси на пол, но все попытки заставить ее принять вертикальное положение ни к чему не приводили.

Вдруг за спиной раздался, заставив вздрогнуть и замереть от неожиданности, так хорошо знакомый мне голос:

– Здравствуй, Татьяна, рад видеть тебя.

Люси выскользнула из моих ослабевших рук и опустилась на кровать. Я медленно повернулась.

– Значит, это все-таки ты, – вырвалось у меня.

– Да, это все-таки я, – подтвердил Андрей, стоявший в дверях.

В его опущенной правой руке был пистолет. В пылу борьбы с вопящей Люси я не слышала, как он вошел.

– Мне очень жаль, Таня, – произнес он, пристально глядя мне в глаза, – мне действительно очень жаль, что так вышло.

Некоторое время я молча смотрела на него, не в силах сказать ни слова.

– Не стоит утруждаться извинениями – это ничего не изменит, – вымолвила я наконец.

– Ты права. Ты очень умная женщина, Таня. Пожалуй, даже слишком. В этом твоя проблема.

– И твоя наверняка тоже.

Андрей криво усмехнулся. Я пыталась разглядеть на его лице следы торжества, но безуспешно. Напротив, на нем отражалось страдание. Особенно задевало меня неподдельное сочувствие, проглядывавшее в его глазах.

Помолчав, Андрей произнес:

– Обидно, что ты не веришь в мою искренность. Самое смешное, – продолжал он с горькой усмешкой, – это то, что все мои признания делались от чистого сердца. Ты действительно самая прекрасная, самая необыкновенная девушка из всех, которых я знал. Честно говоря, я до последнего надеялся, что все закончится благополучно. Во всяком случае, я прилагал для этого все усилия.

– Это какие же, позволь осведомиться?

– Вспомни: не далее, чем прошлым вечером, я пытался уговорить тебя сбежать вместе со мной.

– Как же, как же, помню. Мне показалось только, что ты был изрядно пьян.

– Твоя правда, Танечка. Я здорово напился, потому и вел себя как последний придурок. К слову сказать, ты очень благоразумно поступила, что не поддалась на мои уговоры. В противном случае мы оба уже были бы на том свете.