Екатерина Лесина - Бабочка маркизы Помпадур

Так, если готовить, то… что?

Набор продуктов в холодильнике – в него и мамонта спрятать можно было бы – впечатлял. Сразу и руки зачесались сделать что-нибудь этакое… и в шкафчиках продолжение выставки роскоши.

– Еще кладовая есть, – сухо заметила Мария и указала на белую дверь. – Там. А если что-то надо, то говорите. Я занимаюсь покупками.

Пожалуй, Алина все-таки воздержится заглядывать в кладовую. И так всего хватает.

Яйца, молоко, мука… тонкие блинчики. А с чем? Есть слабосоленая семга и сыр мезан. Зелень, кажется, тоже. Неплохое должно бы получиться сочетание. И часть сладких. С творогом и свежей ежевикой.

– А мята есть? – Алина уже нашла блендер, сковородку, вид которой внушил определенное доверие, и залежи посуды, которую, судя по виду, ни разу не использовали. – Только свежая.

Мята нашлась.

Мария не стала лезть под руку, что было просто-таки замечательно. Почему-то большинство людей полагали, что Алина не справится сама, наверное, вид у нее был неуверенный. Вот маме никто не осмелился бы говорить, как долго и на каком огне лук пассеруют.

Сковородка не подвела. Блинчики выходили аккуратными, кружевными.

Начинка – острой. Или сладкой.

В общем, жизнь постепенно налаживалась. Права была мама: занятые руки резко ограничивают приток глупых мыслей в голову.

– Угощайтесь, – предложила Алина.

Мария, до того наблюдавшая за ней молча, поинтересовалась:

– И где ж он тебя такую отыскал-то?

– В мужском туалете, – сказала и поняла, до чего глупо звучит. И поспешила уточнить: – Я жениха искала. Другого. Чужого в смысле.

Ох, получалось все более и более странно. Ну не умела Алина истории рассказывать!

– Я организацией свадеб занимаюсь. Занималась. Вот у невесты жених сбежал и в туалете заперся. Нервы сдали. Пришлось искать и… как-то вот.

Мария подала огромное блюдо, расписанное синими и белыми узорами.

– Сюда клади. Организатор, значит…

– Искусствовед вообще-то. Но кому они нужны? Я на переводчика поступать хотела, но баллов не хватило… да и нет у меня к языкам таланта.

– А к чему есть?

Закономерный вопрос. Алина сама не отказалась бы узнать.

– Ни к чему, наверное. Я – дитя гениев. Природа отдохнула… организатор из меня тоже не получился. Так что вот… а если в кофе добавить немного кардамона, имбиря и какао, то вкус будет более насыщенным. Если хотите, могу сварить.

– Не по чину мне, чтобы ты мне кофе варила. Готовить любишь?

– Ага. Только дома – мама. И если я на кухню сунусь, она обижаться будет…

…и это еще один аргумент в пользу того, что Алине давным-давно пора жить самостоятельно. Мария молчала, разглядывая кофейную гущу. И Алина решилась спросить:

– …а зачем вы в холодильнике бабочек держите?

– Бабочек?

– Ага. Кто-то собирает?

– Бабочек? – выражение лица Марии изменилось. Еще один секрет этого дома? – Где?

Алина открыла холодильник и вытащила банку из-под кетчупа, на дне которой лежала толстая белая бабочка. Она была мертва, и Алине представлялось странным, что кто-то может получать удовольствие, собирая мертвых бабочек.

– Вы… вы поставьте это на место, пожалуйста, – сдавленным голосом попросила Мария.

Алина подчинилась.

А заодно вспомнила, что и у нее имеется бабочка. Золотая. Смутно знакомая… надо бы заняться ею. На это-то Алина имеет право.

Они увиделись вновь спустя три года. В городе, куда его родители переехали, спеша увезти «бедного мальчика» от грядущей беды. Им все еще казалось, что они спасают Ланселота от его зависимости.

Это же ненормально – сбегать из дому и часами караулить за забором старой хижины, надеясь, что вот сегодня Кара вернется. Или завтра, послезавтра… обязательно вернется.

Королева не бросит своего рыцаря.

Он стал хуже учиться. И начал врать, потому что так было легче. Все равно никто не верил правде. Разве дети влюбляются? Это глупость. Надо лишь подождать, и эта смешная любовь к неподходящей девушке растворится сама собой. Но время шло, а она не растворялась.

И родители решились на переезд.

– В городе и школы лучше, – убеждала мама, стыдливо отводя взгляд.

Ей все казалось, что Ланселот винит ее. Неправда. Он винил всех, и прежде всего себя.

– …новых друзей себе найдешь…

Друзей не осталось. Зачем друзья, когда не было Кары?

В город ехали на грузовике. И папа преувеличенно бодро рассказывал про то, как будет замечательно в новой квартире. У Ланселота своя комната с окнами во двор. А во дворе есть спортивная площадка. Это же просто мечта – пятиэтажный дом почти в самом центре!

Мечта была серой и тусклой. В подъезде пахло по-новому, и Ланселот очнулся.

Почтовые ящики, крашенные синим. Дверцы некоторых отломаны и заперты на проволоку. Окно с трещиной. Кот на батарее. И поллитровая банка с окурками. В квартире обои «под камень» и другие, с березовыми веточками. Рыжий пол. Мебель втаскивают грузчики, кряхтя и стеная на все лады.

Квартира заполняется вещами, и мама хлопочет…

– Иди на улицу, – говорит она. – Не мешайся.

Он выходит.

Горка. Качели железные. Пара скамеек. Бабки дремлют. Чужое все, до того чужое, что он испытал одно-единственное желание: сбежать.

Хотя бы со двора.

Через арку – на стенах сохранилась еще летопись дома – в другой двор. И в третий. Запоздало вспомнилось, что адреса Ланселот не помнит. Мама говорила, но он отмахнулся. Ему было плевать, где жить, а теперь выходит, что пути назад нет. Как вернуться, если возвращаться некуда?

Он оказался на пустыре, обнесенном сеткой. Кое-где опорные столбы рухнули, да и сама сетка была рваной, как старый чулок, и скорее представляла собой условную границу, которую Ланселот пересек с легкостью, не задумываясь даже, куда идет.

Позже он решит, что его вела судьба.

К замороженной новостройке – еще одна серая громадина. Провалы окон. Зубцы недостроенных стен. Грязь. И вонь, куда как ядреная.

– Эй, – его окликнули, когда он собирался уже отступить. – Тебе чего? Стой… Ланселот? Ты?

– Я.

Земля качнулась, и счастье, непередаваемое, невыразимое словами счастье, затопило его. Он глядел на Кару… другую, но ту же, только лучше, понимая, что вот она – мечта.

Надо лишь руку протянуть.

– Что ты тут делаешь?

На ней – старое пальто, слишком большое и очень грязное. Ботинки. Шарф. На улице тепло, так зачем она прячется?

– Мы… переехали. Вот.

– А, я тоже переехала. Заходи.

Она жила на первом этаже, облюбовав трехкомнатную квартиру. Кара расчистила ее от грязи и строительного мусора и притащила с помойки матрац и тряпье, в которое просто зарывалась.

– Так теплее. Ночью все одно дубак, – она стала старше и как-то… темнее. Но все равно это была его Кара! – Сбежала я. Задолбали. То не так, это не сяк… и еще вечно лезут со всякою фигней. Я и сказала, чтоб отвяли. Ну и вообще… меня на учет поставили.