Екатерина Лесина - Бабочка маркизы Помпадур

Шлюхи его не замечали. А он глядел на них, и выражение лица – пригодился купленный матерью бинокль – менялось. Черты словно становились мягче, губа отвисала, а морщины на лбу разглаживались. И это выражение одновременно пугало и влекло Ланселота.

Потом он увидел, как старик беседует с девицей – некрасивой, даже уродливой. На ней была короткая кожаная юбка и красный топ, из которого норовили выпрыгнуть груди. Девица всхлипывала, а старик утешал. Наконец он махнул рукой куда-то в лес, и девица покорно поплелась за ним.

Больше она на трассе не появлялась.

Месяца через два исчезла и вторая, полноватая и истеричная, которая однажды сцепилась с Карой – Ланселоту пришлось сдерживать себя, чтобы не кинуться на помощь. И этой тоже было не жаль.

Старик выходил из леса все той же неторопливой походкой, опираясь на длинную палку, и лицо его становилось обычным… Что он делал со шлюхами?

Ланселот был уверен, что знает правильный ответ.

Его мучил другой вопрос: следует ли рассказывать об увиденном кому-либо. И если да, то кому? Милиции? Родителям? Мамочке, которая в последние дни стала заметно нервозней?

Но тогда придется признаться, что и сам Ланселот наблюдал за шлюхами. Он, конечно, не делал ничего плохого… да и можно соврать про птиц, благо, их в лесочке обитало много. Только тайна исчезнет… и Кара поймет, насколько нужна ему. Она же сказала уходить. И Ланселот ушел.

А рыцари всегда держат слово.

Все решилось само собой. Однажды Ланселот, появившись на прежнем месте, увидел, что оно занято. Старик сидел на кирпичах, накрытых сложенной вчетверо газетенкой, и палкой ворошил угли.

– Здравствуй, – сказал он, улыбаясь кривовато.

– Доброго дня, – у Ланселота запершило в горле. И ноги словно отнялись. Бежать бы… кричать… звать на помощь – этот человек опасен. Но вместо этого он стоял и разглядывал нового знакомого.

Старый плащ, измятый, но не сказать, чтобы грязный. Шляпа двубортная с белой лентой. Резиновые сапоги… палка в руках.

Корзинка.

– Интересно? – поинтересовался старик, поймав взгляд Ланселота, на корзинку устремленный.

– Да.

– И давно смотришь?

– Месяц…

Дольше, но старику знать незачем.

– Молодой… нечего тебе на шлюх заглядываться.

– Они твари, – неожиданно для себя признался Ланселот и понял: вот она, правда. Твари. Все как одна. И хуже прочих – мамочка. Она поймала Кару в сети обещаний. Унизила. Смешала с грязью. Сделала такой же, как эти бестолковые мотыльки трассы.

– Грязь, – старик наклонился и медленно развязал узлы на косынке. – Я просто убираю грязь.

Грибы… и нож для грибов.

– Хочешь мне помочь?

Ланселот не удержался и, коснувшись лезвия, ответил:

– Да.

Леха появился, когда на улице совсем стемнело. И Алина почти обиделась – ну зачем обещать, если знаешь, что сдержать обещание не получится? – но потом подумала и простила.

Кто она, чтобы обижаться.

Леха ей бабочку подарил. Золотую. Восемнадцатого века, неизвестного автора, сделанную, вероятно, в подарок маркизе Помпадур… хотя, конечно, все могло оказаться лишь совпадением.

Мало ли какие украшения примеряла официальная фаворитка Людовика XV? У нее, верно, не один десяток брошей имелся. Да и почему это так важно?

Алина не знала.

И позвонила Дашке – все-таки хотелось с кем-то поделиться новостями, но та, хоть и ответила, говорила короткими отрывистыми фразами, что означало высшую степень занятости.

А потом вдруг стемнело, и появился Леха, причем не один, а с другом, который глядел на Алину так, словно она была в чем-то виновата. Мама тотчас начала волноваться по поводу беспорядка, вещей, чемоданов, предстоящей поездки, остающейся кошки и куриного рулета с черносливом, который непременно следовало съесть. И вообще мальчики голодные, Алина же спит на ходу и совсем за книгами совесть потеряла. Вся в отца. Отец слабо ворчал, что совести у него хватает. Кошка крутилась под ногами, ошалев от количества людей на вверенной территории, и Алина поняла, что ей уютен этот хаос.

– А вы вчера с Дашенькой хорошо смотрелись, – сказала мама, обнаружив, что, помимо рулета, в холодильнике есть зразы с грибной начинкой, капустная запеканка, маринованные грибы и баклажаны, тушенные в остром соусе.

Впятером на кухне было тесно. Но теснота – удивительное дело – никому не мешала. И даже Славка перестал зыркать по сторонам, уткнулся взглядом в тарелку и покраснел.

Он и Дашка?

Вряд ли Дашка посмотрит на этого лощеного хлыща. Она ненавидит подобных Славке искренней пролетарской ненавистью. Заочно…

– Даша – очень хорошая девочка, – мама строго посмотрела на Алину, ожидая поддержки. – Умная. И с характером.

– Я заметил.

Главное, чтобы ссориться не начали. Если Славка будет огрызаться, то Алина в очередной раз позабудет о хорошем воспитании и наденет ему на голову любимую мамину форму. Фарфоровую. Расписную. С остатками запеканки.

– Теперь вы будете видеться часто.

В маминых очах мелькнуло что-то мечтательное, никак образ белого платья, фаты и грядущей свадьбы, на сей раз именно такой, какой положено быть свадьбе.

– Почему?

– Ну как же. Вы с Лешенькой дружите…

Лешенька сидел молча. И сгорбился даже, пытаясь казаться меньше, только изредка поглядывал на Алину как-то очень виновато.

– И девочки дружат. Дашенька часто в гости наведываться будет.

От этакой перспективы Славик подавился.

Значит, Дашка ему недостаточно хороша? Вот пусть и катится на все четыре стороны. Дальше говорили о какой-то ерунде, и Алина не могла отделаться от ощущения, что принимает участие в любительском спектакле, где все участники отчаянно играют в большую дружную семью.

Она вздохнула с облегчением, когда все закончилось.

– Аля, – мама вышла провожать в коридор. – Завтра не приезжай. Сборы и все такое… сама понимаешь. Потом уже проводишь…

И вздохнула так, грустно-прегрустно.

Ну вот, теперь еще расплакаться не хватало.

– Я тебе список составлю, что надо будет сделать.

– Вас в аэропорт подкинуть? – уточнил Леха.

– Это было бы весьма любезно.

В аэропорт… список. Все вдруг стало пугающе реальным. Алина останется одна.

Она молчала, пока спускались по лестнице, и Славка ворчал, что ни черта не видит. А дойдя до второго этажа – Алина усмехнулась: ничего не меняется, – вытащил мобильник.

– Ногу сломать можно… – буркнул он, пиная подъездную дверь. – Надеюсь, я здесь в первый и последний раз.

– Я тоже, – Алина не удержалась. – Надеюсь.

Славка бросил такой пронзительный взгляд, что захотелось стукнуть его по макушке сумочкой.

– Вы это… не ругайтесь. Пожалуйста.

Тон у Лехи был жалобный, и Алина кивнула, хотя на нее-то не смотрели. Она вообще ругаться не способна.