Екатерина Лесина - Бабочка маркизы Помпадур

Время словно обошло эту вещь стороной.

И у Алины закралось сомнение – не подвело ли ее чутье. Но нет, брошь не была новоделом. И следовало признать, что она относилась к числу тех самых странных вещей, которые имеют обыкновение жить собственной жизнью. В существование их многие не верили, но вот Алина помнила еще бабушкины рассказы, а бабушка точно не стала бы врать…

– Ну и что с тобой не так? – Алина разглядывала бабочку под лупой, но смешно было надеяться, что ответ написан на обратной стороне крыльев мелкими буквами. – Рассказывай, а то хуже будет…

Смешно угрожать вещи, особенно когда угрожать тебе природой не дано. И Алина со вздохом бабочку отодвинула. Итак, что она знает?

Вернее, с чего ей следует начать?

С Кары? Или раньше?

Леха не станет возражать, если Алина воспользуется его ноутом. Она подозревала, что он вообще возражает крайне редко, а теперь и вовсе виноватым себя чувствует. И, конечно, так ему и надо, но злиться не выходило.

С ноутом она перебралась на кухню и села у окна, стараясь не думать о том, что еще вчера на кухне была Мария, а сегодня Мария уже в больнице, что тот, кто охотится за Карой, имеет ключи от дома. И пусть бы Леха в срочном порядке поменял все замки, он все равно проникнет. Столь назойливых поклонников Алина еще не встречала.

Леха выполз на кухню ближе к полудню.

– Ты здесь? – он улыбнулся так счастливо, что Алине совестно стало. Ну вот, небось проснулся и подумал, что она сбежала. Поэтому и одетый, небось искать собрался.

– Здесь. Только завтрака нет.

– Ничего. Ты… злишься?

Она бы и рада, хотя бы в профилактических целях, которые, по Дашкиному мнению, способствуют установлению равных отношений, но нет, Алина не злилась.

– Я был не прав. Честно. И я что хочешь сделаю, только… не уходи.

– Не уйду.

– Честно?

Алина начертила на груди крест, как когда-то в детстве.

– Чтоб мне сквозь землю провалиться. Леша, откуда у Кары эта бабочка? Она не простая, а…

– …золотая.

Он взял бабочку за крыло, аккуратно, двумя пальцами, и скривился, точно держал не произведение искусства, но вещь донельзя отвратительную.

– Смотри, – Алина вывела картинку на экран. Портрет Жанны-Антуанетты Пуассон.

Еще не маркизы де Помпадур. И даже не д’Этоль.

Авторство неизвестно, да и многие подвергали сомнению, что изображенная девушка – именно та Жанна-Антуанетта, уж больно невыразительна она была.

– И что? – Леха склонился к самому монитору, даже пальцем ткнул, оставив на миг световое пятно.

Возраст неопределим. Девушке может быть и четырнадцать, и девятнадцать, но на лице, с какими-то размытыми нечеткими чертами, застыло выражение тоски. Бледная кожа, но не фарфоровая, скорее уж восковая, что бывает у свежих покойников. Крупные губы и глаза навыкате. Платье удивительным образом подчеркивает недостатки – слишком узкие плечи и пухлые руки, небольшую грудь, но широковатую талию.

– Бабочка, – Леха все-таки увидел и коснулся желтого пятна на корсаже. – Эта, что ли?

– Думаю, да. А теперь смотри.

Между портретами, по Алининым подсчетам, прошло чуть больше пяти лет. Но Жанну-Антуанетту не узнать. Девушка в платье изумрудного оттенка, который оттеняет белизну кожи, придавая той неземное мерцание. Очаровательное личико лучится светом. Лукавая улыбка. Взгляд, который обещает многое.

– Не въехал, – признался Леха. – Бабочка?

Бабочка была, но…

– Это та же девушка. Жанна-Антуанетта Пуассон, чуть позже – д’Этоль, а еще позже – маркиза де Помпадур. Слышал?

– Ну… бутик такой есть.

Леха отлип от ноута, чтобы уделить внимание холодильнику.

– Ты рассказывай, Альк. А я тут сожру чего… ты будешь?

Будет, но завтрак в Лехином исполнении внушал некоторое беспокойство, и Алина велела:

– Ты садись, а я приготовлю. Сырники будешь?

Творог в холодильнике вроде бы имелся. Сырники Леха одобрил, но все равно стащил сардельку, сыр и вчерашнюю надкушенную булочку. Как ребенок, честное слово.

– Щелкни дальше. Это тоже она. Видишь, опять изменилась?

Алина быстро замесила тесто. Она помнила и следующий портрет, уже не девушки – молодой женщины, чьи черты лица обрели нужное совершенство, слегка подпорченное длинноватым носом. Впрочем, с Алининой точки зрения, этот нос ничуть не портил Жанну, скорее уж привносил в ее образ некую изюминку.

– Красавица, ага.

– Именно, – сковородка нашлась, масло тоже. – Она не была такой уж красавицей изначально. И если разобраться, то она вообще была… никем. Мать – из служащих. Отец – бывший лакей, который сделал карьеру, но разорился и бежал, бросив жену с младенцем. Правда, есть мнение, что настоящим отцом Жанны был другой человек. Он и содержал дочь и любовницу.

– Мужик, – одобрил Леха, запихивая в рот остатки сыра. – А сметана у нас есть? Я с вареньем не люблю.

– Есть, – Алина улыбнулась и поняла, что действительно не желает уходить из этого дома. Здесь ее место, только… надо его сделать немного более удобным для жизни. – Жанна не должна была достичь того положения, которого достигла. Это… это как выиграть миллион у казино.

– У меня кореш выиграл.

– Бывает, но нечасто. Ей бы выйти замуж за какого-нибудь лакея. Или стать любовницей аристократа, хотя по первому портрету… она же некрасива.

– Ага…

Сырники жарились. Леха следил за каждым Алининым движением, и ей это нравилось.

– Но Жанну начинают учить. Музыке. Танцам. Этикету. Зачем? По легенде, цыганка напророчила ей стать фавориткой короля.

– Кем?

– Любовницей. Официальной. Главной то есть.

– Круто, – Леха вернулся к ноуту и на сей раз уделил портретам куда большее внимание. – Прикольно быть королем.

– И жена, и фаворитка, и любовницы… Леша, если ты любовницу заведешь, я тебя этой сковородкой стукну.

Со сковородки съехала очередная порция сырников, и Алина прикусила язык. Ну вот что она такое говорит?

– Лучше чугунной, – Леха улыбался во все зубы. – Она тяжелее. А эта помнется еще. На чем тогда жарить?

Ох, наговорила на свою голову. Кто ее за язык тянул? Какое Алина вообще право имеет указывать ему, что делать?

Обыкновенное.

Как жена. И вообще… хватит уже о чужих правах думать. Здоровый эгоизм воспитывать пора. Вот прямо с этого самого момента, выглядевшего как нельзя более подходящим для воспитания.

– Жанна меняется. И находит покровителя среди аристократов, который берет ее во дворец. Он пытается устроить ее встречу с королем, и поначалу у них выходит неплохо.

– Облом?

Леха проявил догадливость и, захлопнув ноутбук, пересел. Поближе к Алине? Или к сырникам?

– У Людовика уже имелась фаворитка, которая запретила Жанне показываться на глаза королю. И той пришлось ждать. Но через пару лет фаворитка скончалась… сама, Леха, сама. Пневмония. Тогда часто умирали. И получилось, что путь свободен. Жанна встретилась с королем на балу… потом – в театре. Потом был ужин… и еще один. Знаешь, она сумела сделать невозможное – король влюбился. А позже, когда любовь иссякла, у королей она недолгая, Жанна осталась его другом. До самой своей смерти.