Лайза Баллантайн - Виновный

Дэниел прислонился спиной к стене и под сочувственным взглядом козла Гектора боком поднялся в дом. Этот козел напоминал ему сотрудницу социальной службы. Зайдя в коридор, Дэниел вылез из сапог. Прямо перед дверью развалился Блиц. Когда мальчик вошел, пес поднял голову, но подвинуться даже не подумал, так что через него пришлось перешагнуть. На кухне пахло жиром, свининой и луком.

Минни накрыла на стол. Когда она ставила тарелку, сардельки чуть не попадали, такими они были скользкими. Дэниел взял вилку и проткнул кожицу сардельки. Он очень это любил: наблюдать, как течет сок.

— Как ты себя чувствуешь? Лучше? — спросила Минни.

Дэниел пожал плечами, уставившись в тарелку.

— Как нос? Ты хорошо спал?

Он кивнул.

— Нам с тобой нужно поговорить, — предупредила она.

Дэниел посмотрел ей в лицо, занеся вилку над тарелкой. Глаза у Минни были раскрыты немного шире обычного. Его аппетит сошел на нет, жир из сарделек смазкой застыл в горле.

— Иногда, — начала Минни, — когда случается что-то плохое, кажется, что проще всего — убежать, но мне хочется, чтобы ты попробовал не убегать, а встречать неприятности лицом к лицу. Это труднее, но потом тебе же будет лучше. Поверь мне.

— Я не убегал.

— А что же ты тогда сделал?

— Я поехал проведать маму.

Минни вздохнула и отодвинула свою тарелку. Она прикусила губу, а потом нагнулась вперед, чтобы взять его за руку. Дэниел стал медленно отклоняться в сторону, но она не отказалась от своего намерения, а просто остановилась, замерев с протянутой к нему через стол рукой.

— Мы узнаем, что случилось с твоей мамой, — заверила его Минни. — Буду звонить им каждый день. Я обязательно все выясню, обещаю…

— С ней все будет в порядке. С ней всегда все в порядке.

— Я тоже в это верю. Просто хочу, чтобы ты мне доверял. Лапушка, я на твоей стороне. Тебе больше не нужно быть самому по себе.

«Обещаю». «Доверять». «Сам по себе». Эти слова молотком застучали у него в груди. Словно он ее не расслышал, или словно каждое слово было камнем, брошенным в него. «Любовь». «Искренность». «Сам по себе». Дэниел не понимал, почему ему было от них так больно.

— Заткнись.

— Денни, я знаю, что ты хочешь к маме. Я понимаю. И помогу тебе узнать, где она сейчас, и мы попробуем договориться с твоим социальным работником о свиданиях, в разумных пределах. Но, Денни, будь осторожен. Нельзя, чтобы ты все время убегал. Тогда тебя у меня заберут, а мне совсем этого не хочется.

Дэниел даже не понял, что больше его напугало: не видеться с матерью или то, что его могут забрать у Минни. Он устал от переездов на новые места, откуда его всякий раз отправляли дальше, но не думал, что задержится именно здесь. Видимо, новый переезд не за горами. И лучше, если он сам поторопит события.

Сначала он почувствовал свои пальцы, все еще липкие от кукурузы, — они склеились, будто их опутало паутиной, — потом у него заколотилось сердце и стало трудно дышать. Он встал из-за стола, опрокинув стул на пол. Грохот напугал Блица, который тут же вскочил на лапы. Дэниел выбежал из кухни и понесся наверх в свою комнату.

— Денни!

Он стоял у окна и смотрел во двор. В глазах резь, в руках дрожь. Ему было слышно, как Минни поднимается по лестнице, подтягиваясь за перила с одной ступеньки на другую.

Дэниел резко повернулся — и перед ним закружил рой слетевших с обоев розочек. Он вцепился в свои волосы и принялся тянуть за них. Из глаз брызнули слезы, и он закричал, и кричал долго и надрывно, пока не выдохся. Стоило Минни войти в комнату, как он схватил с полки шкатулку и саданул по зеркалу в стенке платяного шкафа. Минни шагнула в его сторону, и он толкнул комод, опрокинул ей под ноги. Увидев, что она хочет залезть на кровать, чтобы до него добраться, он принялся стучать по оконному стеклу кулаком, а потом и головой. Ему хотелось убежать прочь, подальше отсюда. К маме.

Он не слышал, что она говорит, но губы у нее двигались, а потухший взгляд выдавал расстроенные чувства. Едва ощутив на себе ее руки, он размахнулся и треснул ей по губам. И отвернулся. Не хотел видеть в ее глазах упрек. Он опять начал стучать по стеклу ладонями, лбом, и оно треснуло, но тут он почувствовал, как она взяла его за плечи. Он крутанулся, крепко сжав кулаки, но она притянула его к себе и осела вместе с ним на пол.

Минни обняла его. Он оказался прижат лицом к ее груди, руки-канаты крепко обвили туловище, она навалилась всем весом. Дэниел боролся. Пинался, чтобы вырваться, но напрасно. Снова пробовал кричать, но она только сильнее стискивала его в объятиях.

— Все, все, лапушка, все хорошо. С тобой все будет хорошо. Не держи это в себе, выпусти. Выпусти все. С тобой все будет хорошо.

Он не хотел плакать, но даже не попытался сдержаться. Он так устал. Все само прорвалось наружу, и слезы, и всхлипы. Он не мог остановиться. Минни села ровно и прислонилась спиной к разбитому зеркалу платяного шкафа, не переставая прижимать Дэниела к себе. Она больше не держала его за руки, но обнимала еще крепче. Поцеловала в лоб. Он слышал собственные звуки — мелкие, дрожащие всхлипы — и чувствовал ее запах. Мокрая шерсть почему-то его утешила, и он вдохнул ее полной грудью.

Дэниел не знал, сколько они так просидели, но точно долго. Погода за окном поменялась — утро выдалось влажным, но сейчас яркое солнце затопило дремлющий дом и ферму. Он перестал плакать, но продолжал дышать вздохами и всхлипами, словно сунул в рот что-то очень горячее. Он был как выжатый лимон. И не знал, что будет дальше.

— Не плачь, лапушка, — прошептала Минни, пока он пытался отдышаться. — Все хорошо. Я не твоя мама. И никогда не смогу стать твоей мамой, но я все равно буду рядом. Я всегда буду рядом с тобой, если буду тебе нужна.

Он слишком устал, чтобы отстраниться или бросить что-нибудь в ответ, но в глубине души порадовался, что она рядом, и крепче обнял ее за талию. В ответ она тоже стиснула его чуть сильнее.

Вскоре он смог нормально дышать. Она отпустила его, очень медленно. Позже, вечером, отправившись спать, он, лежа в постели, пытался вспомнить, обнимал ли его так еще кто-нибудь. В основном другие люди избегали приближаться к нему на такое расстояние. Мать его целовала. Да, и еще она пробегала пальцами по его волосам. И еще успокаивала его раз или два, когда ему было больно.

Дэниел помог Минни подняться, и они вместе попытались привести комнату в порядок. Оконное стекло треснуло, зеркало было разбито вдребезги. Глядя на учиненный погром, Минни вздохнула.

— Прости, — сказал он. — Я не хотел ничего разбивать. Я позову мастера, и он все починит.

— Я и не знала, что ты такой богач, — рассмеялась она.

— Я могу раздобыть денег.

— Снова про карьеру карманника? Это вряд ли.