Лайза Баллантайн - Виновный

Позади рычало шоссе, и он отвернулся от его бесцеремонного, сбивающего с толку шума.

— Отлично. Позвонишь завтра Ирен в контору? Чтобы убедиться, что она со своим помощником еще свободны. Я бы сама с ней связалась, но решила сначала поговорить с тобой.

Дэниел гнал на повышенной скорости, оставляя север позади. По пути он заехал в офис, чтобы забрать резюме по делу Себастьяна. Было уже поздно, и, проходя по неестественно тихим коридорам, он испытывал облегчение оттого, что не видит коллег.

Когда он добрался до Боу, день окончательно клонился к закату. Купив ужин навынос в Южном Хэкни, Дэниел поставил машину недалеко от своей квартиры на Олд-Форд-роуд. Над парком Виктория садилось солнце, пруд с фонтаном — этакие солнечные часы на воде — отражал багровое небо. В воздухе еще стоял запах барбекю. Открыв багажник машины, Дэниел подхватил полученную от Каннингема коробку и пошел домой, опустив подбородок, с поклажей в одной руке, ужином и ключами — в другой.

Он испытывал странное чувство, словно из него выкачали воздух и наполнили воспоминаниями о пустом доме, скрипящем по своей утрате. Дэниел снова слышал ту музыку, саднящую, как оголенная кость. Ноты сливались в холодный, безжалостный звон.

Коробку он поставил на кухонный стол, не заглядывая внутрь. Сгорбившись на стуле в ее тени, быстро съел свое карри и принял душ. Он сделал воду очень горячей и встал под самую струю, держась за насадку обеими руками. Когда он растирался полотенцем, его кожа горела. Он стоял голым в ванной, остывал, смотрел на свое лицо, отраженное в зеркале, и думал о пустельге, парившей над брамптонскими пустошами. Себя он ощущал таким же одиноким и неуязвимым, расправляющим крылья и взмывающим ввысь в восходящем потоке воздуха.

Последние два дня он прожил в страхе. Но он не знал, был ли это страх перед делом мальчика и всем, что с ним связано, или страх утраты, боязнь жизни, в которой больше нет Минни и ему не нужно ее избегать.

Утрата. Дэниел прикоснулся к щеке и решил, что бриться не стоит. Утрата. Он обернул бедра полотенцем и выдохнул. Утрата. Ничего особенного. Можно привыкнуть. Он почти ничего не чувствовал. Его мать ушла, а теперь ушла и Минни; с ним все будет в порядке.

Дэниел переоделся и начал пролистывать материалы дела. Он надеялся, что Ирен еще свободна и согласится за это взяться. С самого утра он позвонит ее секретарю. Они с Ирен тесно сотрудничали несколько раз, но особенно по делу о бандитской разборке Тайрела год назад. Ирен тоже была подавлена, когда подростка посадили.

В последний раз он видел ее в марте, на вечеринке в честь присуждения ей звания королевского адвоката, хотя едва успел обменяться с ней парой слов. Она была уроженкой Лондона — из Барнса, на несколько лет старше Дэниела и даже преподавала право в Ньюкасле. Ей нравилось производить на него впечатление, болтая на джорди. Ни о ком другом для защиты Себастьяна Дэниел даже не думал.

Одиночество почему-то мешало уснуть, и Дэниел сел за работу. Его практикант уже изучил записи с камер видеонаблюдения, которые предоставили защите в рамках раскрытия информации. Дэниел просмотрел их сам, чтобы убедиться, что ничего не упущено. Днем камеры в основном фиксировали происходящее на Копенгаген-стрит и Барнсбери-роуд, а в сторону парка разворачивались после семи вечера. Дэниел прокрутил запись до кадров с парком, но там не оказалось ни гуляющих в одиночестве детей, ни хоть чем-то подозрительных личностей.

Когда он закончил писать комментарии по защите Себастьяна, был уже второй час ночи, и только тогда он поднял крышку картонной коробки, собранной для него Минни. Там оказалось именно то, что он и ожидал: его школьные фотографии, снимки с пикников на пляже в Тайнмуте. Его медали из начальной школы и призы из старших классов, рисунки карандашом и акварелью, которые он дарил Минни в детстве, ее старая записная книжка.

Еще там была фотография в рамке, стоявшая раньше на каминной полке, — Минни с дочерью и мужем. Муж держал малышку на руках, а та пускала мыльные пузыри, зависшие перед маминым лицом. В детстве Дэниел обожал эту фотографию из-за того, какой молодой была на ней Минни. Почти стройная, с короткими темными волосами и широкой белоснежной улыбкой. Ему пришлось всмотреться в фотографию, чтобы найти ее черты, какими он их помнил.

На дне коробки Дэниел нащупал что-то еще, холодное и твердое. Он допил пиво и извлек загадочный предмет из картонного нутра.

Фарфоровая бабочка: сине-желтая расцветка показалась ему ярче, чем он ее помнил. Дешевая безделушка. Одно крылышко было надколото, но в остальном она была невредима. Дэниел сжал бабочку в ладони.

Он думал о том, как она собирала для него все эти вещи, о ее болезни и том, как болезнь отразилась на ней. Вот она просит медсестру помочь ей сесть на больничной койке, чтобы написать ему. Он почти видел, как она тихонько вздыхает, как блестят ее голубые глаза, когда она подписывает письмо: «Мама». Она уже знала тогда, что умирает. Она уже знала, что больше никогда его не увидит.

Дэниел попытался вспомнить, когда в последний раз говорил с ней. За все годы ни один день рождения, ни одно Рождество не прошли без ее открытки и звонка. На прошлое Рождество он ездил кататься на лыжах во Францию. Она оставила два сообщения на автоответчике и прислала открытку с вложенным чеком на двадцать фунтов. Как обычно, он удалил сообщения, порвал чек и кинул открытку в мусорное ведро. В этих действиях было столько злости, что сейчас в нем шевельнулось чувство вины.

Скорее всего, в последний раз он говорил с ней в апреле, на свой день рождения. Он спешил, иначе не снял бы трубку, не посмотрев на номер входящего звонка. Он поздно вернулся с работы и опаздывал на банкет.

— Это я, лапушка. — Ее фамильярность так никуда и не делась, будто они виделись на прошлой неделе. — Вот хотела поздравить тебя с днем рождения.

— Спасибо, — бросил он с дрожью в челюсти. — Я не могу сейчас говорить, я спешу на ужин.

— Понимаю. Хороший ресторан?

— Нет, это по работе.

— Понятно. А как работа? По-прежнему нравится?

— Послушай, сколько можно? — Он сорвался на крик. — Я не хочу с тобой разговаривать.

Она промолчала. Дэниел вспомнил, как ждал ответа, прежде чем повесить трубку. К тому времени она уже, наверное, знала про рак. Он нажал отбой, но потом думал о ней всю ночь, и у него сводило живот от гнева. Или от чувства вины?

У него в голове до сих пор звучала музыка с похорон. Он вспомнил обвиняющий тон Херриет, словно во всем была его вина, а Минни была безгрешна. Дэниел сомневался, что Минни рассказала сестре о том, как поступила. Херриет считала его неблагодарным, но на самом деле он был потерпевшим.