Лайза Баллантайн - Виновный

— Как он к тебе попал?

— Его прислали ко мне в контору анонимно, на конверте было мое имя и пометка: «Не разглашать».

— Кто бы это ни был, он здорово рисковал. — Ирен взяла отчет и пробежала глазами. — Ты думаешь на кого-нибудь?

— Наверное, кто-то из комиссии, кто следит за этим делом. Просто прочитай.

Он сделал большой глоток, а Ирен прочла:

— «Основание для созыва комиссии — предполагаемое совершение Себастьяном правонарушения из Первого приложения, [31] Приложение № 1 к Закону о детстве и юношестве от 1933 года, представляющее собой список правонарушений в отношении детей, от убийства и изнасилования до любого действия, способного нанести ребенку телесное повреждение. родители к обсуждению не допущены».

Она подняла глаза на Дэниела.

Пока Ирен читала дальше, он присел на край письменного стола рядом с ней и смотрел ей через плечо.

— «Пациентка на протяжении нескольких лет подвергается регулярному физическому насилию. Переломы шести ребер, перелом ключицы. Разрыв селезенки. Перелом носа. Диазепам, нитразепам, дигидрокодеин. Вторая попытка самоубийства — передозировка нитразепама с алкоголем. Пациентке предлагалось убежище и психотерапия, но она отказывается признать, что нападавшим является муж. По медицинскому заключению, беременность сроком двадцать девять недель прервалась со смертью младенца в результате травматических повреждений плодного пузыря и матки». Точь-в-точь как Себастьян изображал у психолога, — сказала Ирен, поднимая взгляд и кладя отчет на стол.

Дэниел взял его и открыл на отмеченном разделе:

— А это ты читала?

Ирен со вздохом глотнула шампанского и произнесла:

— Шарлотта пыталась покончить с собой…

— И хотела захватить с собой Себастьяна. — Дэниел слегка нахмурился и допил шампанское. — По крайней мере, все на это указывает. Ему делали промывание желудка в ту же ночь, когда откачивали Шарлотту.

— Но если не считать таблеток, похоже, Себастьяна никто пальцем не тронул.

— Его не бьют, но достаточно уже того, что он видит, как избивают ее. Неудивительно, что он «вышибает из колеи», как ты сказала.

Ирен вздохнула:

— Как бы нам с тобой этого ни хотелось, Кинг-Конг под суд не пойдет… Бог знает, кто тебе их прислал, но мы никогда не сможем этим воспользоваться.

— Знаю, — сказал Дэниел. — Наверное, кто-то наивно решил, что это поможет все объяснить.

— Очень наивно, — согласилась Ирен, потягивая шампанское. — Кто бы это ни был, он сильно рискует карьерой.

— Ты читала школьные отчеты. Себастьян состоит на учете как особо агрессивный хулиган… подрывающий дисциплину в классе. И я уверен, что обвинение попытается на этом сыграть.

— Мы сможем этому помешать, — возразила она. — С Тайрелом же получилось. Кроме того, эти отчеты не подлежат разглашению.

— Но ты права, мой материал только подтверждает то, что Себастьян сказал психологу. Я имел в виду, что, если эти свидетельства будут приняты и Себастьяна начнут выставлять чудовищем, вот тогда мы сможем сослаться на насилие в семье. Мы попросим психолога подтвердить это под присягой и без этого документа.

Ирен покачала головой:

— Судья будет еще меньше склонен приобщать свидетельство того, что Себастьян живет в атмосфере домашнего насилия, чем свидетельства о дурной репутации. Да, конечно, об этом полезно знать, но это не поможет нам подкрепить стратегию защиты. Мы договорились сосредоточиться на косвенных уликах.

— Посмотри, их соседка, Джиллиан Ходж, постоянно вызывает полицию из-за драк у Кроллов. Она свидетель обвинения, — сказал Дэниел. — У нее дети того же возраста, что и Себастьян, и она утверждает, что он агрессивен по отношению к ним. Итак… судья может не позволить приобщить школьные отчеты к делу, и ты обязательно попросишь их не учитывать. Но если обвинение действительно попытается представить Себастьяна в таком свете, мы укажем на домашнее насилие в качестве объяснения его хулиганству, которое тоже зафиксировано в школьных отчетах, но при этом ясно дадим понять: быть хулиганом не значит быть убийцей.

Их взгляды встретились. В глазах Ирен была задумчивость.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, — ответила она. — Мы можем иметь это в виду, но нам не нужно соглашаться с их утверждением, что он жесток.

— Все факты ясны как день: у обвинения нет никаких отпечатков, никаких надежных свидетелей, которые бы показали, что видели Себа на месте преступления, все улики — косвенные. Но со стороны обвинения точно привлекут свидетелей, чтобы те подтвердили, что он издевался над другими детьми, даже если это не имеет прямого отношения к делу. Мы же сможем использовать свидетелей обвинения в свою пользу. Джиллиан Ходж сообщит, что вызывала Кроллам «скорую».

Ирен кивнула и положила отчет на стол.

— Спасибо, — сказала она. — Надо будет об этом подумать.

Она помолчала и серьезно посмотрела на Дэниела:

— Денни, ты выглядишь усталым.

— А ты выглядишь отлично, — отбил он, заглянув ей в глаза, прежде чем осушить бокал.

— Не ты ли в прошлом году соблазнил здесь стажерку Карла? — увернулась она от комплимента.

К собственному удивлению, Дэниел покраснел:

— Что это, допрос с пристрастием?

Ирен рассмеялась, изогнув бровь и подняв палец:

— Где ты находился в этот день в сентябре прошлого года?

Дэниел поднял обе руки ладонями кверху, позволив волосам упасть на глаза.

— Я слышала, вы расстались, — продолжила Ирен. — Месяц назад она перешла в другую контору.

— Да, я знаю.

Он посмотрел на дверь. Повисла пауза. На фоне обоев с выпуклым рисунком и толстого ковра тишина показалась особенно теплой и долгой. Дэниелу было жарко и хотелось пить.

— А что насчет тебя? — спросил он.

— Соблазнила ли я стажера?

Дэниел заносчиво рассмеялся:

— Разве ты не встречалась с тем мировым судьей?

— Боже, это было сто лет назад, твои сведения устарели.

Ирен подошла к нему с бутылкой в руке и наполнила его бокал шампанским. Дэниел чувствовал ее запах. Она заглянула ему в глаза:

— Ты правда устало выглядишь.

Дэниел провел ладонью по волосам и вздохнул:

— Знаю, просто в последнее время мало спал.

— Не из-за этого дела, я надеюсь? Чертова пресса…

— Нет, хотя частично из-за него, но… это личное… — Дэниел плотно сжал губы.

— Женщина? — кокетливо спросила Ирен.

— Нет, хотя, вообще-то, да… моя… мать умерла.

— О боже, Денни, мне очень жаль.

За дверью грянул смех. Дэниел опять покраснел. Он не знал, почему сказал Ирен правду. Он отвел взгляд в сторону — «моя мать, моя мать», — всего пару месяцев назад она была для него преступницей. Она ушла навсегда, и вот теперь он снова признал ее своей матерью.