Лайза Баллантайн - Виновный

Он повесил трубку и лег спать, полный звенящего внутри сожаления.

Когда он проснулся, было уже шесть, слишком поздно для пробежки. Он отчетливо помнил, что во сне ему привиделся дом в Брамптоне. Стены дома были раскрыты, как у рождественского макета или кукольного домика. Животные свободно заходили внутрь и выходили обратно. Во сне Дэниел был взрослым, но по-прежнему жил в том доме, заботясь о живности. Минни была где-то снаружи, но он не видел ее и не слышал.

На кухне он нашел барашка: тот спал, довольно похрапывая, и живот у него то поднимался, то опускался, а на губах застыла довольная ухмылка. Дэниел взял барашка и вынес на улицу, под пронизывавшее деревья солнце.

Сидя на постели, Дэниел продолжал чувствовать в своих руках тяжесть барашка и тепло его тонкой шерсти.

Позавтракав, он проверил почту, а потом перезвонил Каннингему и дал согласие на продажу фермы. Дэниел выговорил нужные слова еле слышно, на случай если передумает. И все же он решил, что дом пора продать: ему нужно двигаться дальше. Может быть, когда дома не будет, он освободится от сожалений. И не будет больше думать о Минни.

Минни хотела сама отвезти его в университет, но Дэниел знал, что она будет нервничать по дороге. В конце концов он взял билет на поезд до Шеффилда, позволив Минни отвезти его в Карлайл. Блиц всю дорогу скулил, сидя в машине, а потом Минни расплакалась на платформе.

— Мам, я вернусь через два с половиной месяца. Рождество всего через два с половиной месяца.

— Знаю, лапушка, — ответила она и, дотянувшись, сжала его лицо между ладонями. — Но это же так долго, а мы с тобой всего ничего и прожили вместе. Мне все как-то не верится.

День был теплый. Блиц тянул поводок, взбудораженный звуками толпы и поездов. Дэниел вдохнул запах солярки и почувствовал мимолетный страх при мысли о том, что уезжает из Брамптона в большой город. Минни промокнула уголок глаза костяшкой пальца.

— Ты же не будешь скучать? — спросил Дэниел.

Она шумно вздохнула и расплылась в широкой улыбке, ее щеки порозовели.

— Я справлюсь. А ты веселись, не упускай ничего. Звони иногда, чтобы я знала, что ты жив-здоров и не подсел на выпивку и наркотики.

Минни рассмеялась, но Дэниел видел, что глаза у нее по-прежнему на мокром месте.

— А ты будешь мне звонить? — спросил он.

— И только попробуй мне помешать.

Он улыбнулся, опустив подбородок. Ему хотелось уже уехать, но до отхода поезда оставалось еще несколько минут. Покинуть ее оказалось труднее, чем он думал, и теперь он жалел, что они не попрощались на ферме. Часть его беспокоилась о том, что ей будет одиноко, но другая его часть больше тревожилась за себя самого. Его еще детская сущность не хотела никуда уезжать. У него не было ни одного знакомого студента, и он не знал, чего ожидать.

— И даже думать не смей, что ты чего-то не достоин. — Она словно читала его мысли: ее глаза были полны радости и мудрости. — Вот этот шанс и был тебе нужен. Воспользуйся им и покажи всем, из какого теста ты сделан.

Дэниел обнял ее, нагнувшись, чувствуя, как ее тело прильнуло к нему. Блиц скулил и кидался на них, пытаясь разнять.

— Да ты просто ревнивый дурачок, — посмеялась над псом Минни, похлопывая по макушке.

Пора было отправляться. Дэниел улыбнулся, поцеловал ее в мокрую щеку, погладил мятое ухо Блица и шагнул в вагон.

В Шеффилдском университете большинство студентов, с которыми он подружился, были на год старше, потому что провели год после школы в путешествиях, но Дэниел, как ни странно, чувствовал себя взрослее их. Он вступил в футбольную команду и беговой клуб и гулял по пабам с друзьями. Кэрол-Энн осталась в Брамптоне, и они иногда виделись во время семестра и на каникулах, когда он приезжал на ферму. Но в университете он спал с другими девушками, ничего ей не рассказывая, а Кэрол-Энн знала его достаточно хорошо, чтобы не задавать лишних вопросов.

В начале второго курса одна из его подружек забеременела и решила сделать аборт. Он снимал комнату в квартире на Экклсел-роуд и поехал с девушкой в больницу Данум-Лодж в Донкастере, где и прошла операция. Им обоим было страшно, а потом у нее началось кровотечение и боли. Дэниел ухаживал за ней, а через несколько недель все стало по-прежнему, как будто ничего не случилось.

Возможно, под влиянием этого случая Дэниел стал снова думать о матери — настоящей матери, но незадолго до экзаменов по праву на втором курсе он позвонил в Департамент социального обеспечения Ньюкасла и попросил к телефону Тришу. Ему сказали, что она уволилась в восемьдесят девятом году.

Дэниел помнил, как ему говорили, что у него будет право связаться с матерью, когда ему исполнится восемнадцать. Несмотря на то что она умерла, ему по-прежнему хотелось узнать, как именно это случилось и есть ли у нее памятная табличка. Он решил съездить в Ньюкасл, посмотреть, что можно выяснить о ее смерти. Какая-то часть его хотела туда вернуться. Дэниел не стал рассказывать Минни о своих планах, зная, что это слишком ее расстроит. Он боялся причинить ей боль, и ему проще было сделать этот звонок, находясь подальше от Брамптона. Он трижды перезванивал в социальную службу, прежде чем попал на того, кто смог ему помочь.

— Вы сказали «Дэниел Хантер»?

— Да.

— И вы говорите, что вашу родную мать звали Саманта. В восемьдесят восьмом вас усыновила Минни Флоренс Флинн?

— Угу.

Сотрудницу социальной службы звали Маргарет Бентли. Голос у нее был измученный, будто каждое слово отбирало ее энергию.

— На вашу мать у нас есть только отчеты из отдела по борьбе с наркотиками, но все давнишние…

— Все правильно. Я знаю, что она умерла. Я просто хочу узнать от чего и выяснить, есть ли у нее памятная табличка. Я знаю, что ее кремировали.

— Простите, мы не храним такую информацию, но вы можете поинтересоваться в отделе записи актов гражданского состояния в Ньюкасле. У них должно быть ее свидетельство о смерти. В городском совете вам скажут, где она была кремирована и есть ли памятная табличка…

— А… последний отчет из отдела по наркотикам был очень плохой?

— Вообще-то, мы не даем подобную информацию.

— Вы не скажете мне ничего нового, честное слово. Я знаю, что мама была наркоманкой. Просто…

— Последний отчет был очень хорошим. Она завязала.

— Вот как, и когда это было?

— В восемьдесят восьмом, в том же году, когда вас усыновили.

— Спасибо.

Дэниел повесил трубку.

Он подумал о последней встрече с матерью, о том, как она страшилась посмотреть в лицо тому, что ее ожидало. Может быть, она слезла с иглы ради него, может быть, потеряв его, она наконец испугалась наркотиков? Но если дело было не в передозировке, то почему она умерла такой молодой? Он подумал о мужчинах в ее жизни и стиснул зубы.