Лайза Баллантайн - Виновный

Наконец, уже в пятом часу, он ее нашел: «Саманта Джеральдина Хантер, 1956–1993. Покойся с миром».

Написанные черной краской буквы уже начали отслаиваться. Дэниел попытался представить, как она выглядит, ее тонкие плечи и длинные ногти. В его воображении она была ребенком. Он подумал, какой молодой она была, когда они виделись в последний раз.

Он постоял секунду и опустился на колени, насквозь промочив джинсы о траву, смахнул с мрамора пару свежих дождевых капель, представляя там, внизу, ее хрупкие кости, и положил гвоздики к основанию креста.

Тысяча девятьсот девяносто третий год. Она умерла всего четыре месяца назад. Когда это случилось, он был от нее меньше чем в часе езды. Он мог бы приехать, мог бы помочь ей, но она умерла, так и не узнав, что он совсем близко. Она завязала с наркотиками в том же году, когда потеряла его. Сделала ли она это специально, чтобы его вернуть? Его восемнадцатый день рождения давно прошел. Может быть, она потеряла надежду. Может быть, она подумала, что у него теперь новая семья и он ее позабыл.

Кто-то заплатил за надгробие, кто-то выбрал белый мрамор и придумал, что написать. Он вспомнил имя на свидетельстве о смерти: «Заявитель — Майкл Парсонс». Дэниел перебрал все имена и лица, окружавшие жизнь матери. Он свесил голову. Дыхание сбивалось в горле, но разрыдаться не получалось. Его печаль была маленькой и хрупкой, к ней примешивалось слишком много других чувств.

Оглушительно чирикали невидимые птицы.

Дэниел встал. В голову ударила резкая боль. Он повернулся и пошел к выходу с кладбища, яростно хрустя подошвами по красной кирпичной крошке, — совсем не так медленно и терпеливо, как шел к своему открытию. Яркое солнце светило ему прямо в глаза. Все мышцы напряглись, и он чувствовал, как между лопатками ползет холодная капля пота.

Он вспомнил день, когда Минни сообщила ему о смерти матери, и сжал губы. У него свело челюсть.

Он возвращался в Брамптон, и он собирался ее убить.

На входе в здание суда Дэниел мельком показал охранникам пропуск в Олд-Бейли. Сегодня был первый день защиты. Высоко подняв подбородок, он шел на судебное заседание, успокаивая себя тем, что обоснованное сомнение подразумевает отсрочку вынесения приговора. Это было первое дело в его карьере, которое он по-настоящему боялся проиграть. Он ненавидел семейство Себастьяна и беспокоился о том, что ребенку придется вернуться в мир материального достатка и эмоционального голода, но мысль о том, что Себастьян может получить срок и сесть в тюрьму, была еще невыносимее. Каким бы интеллектуально развитым этот мальчик ни был, он не понимал, насколько пресса успела его демонизировать и насколько трудно ему придется — до конца жизни, — если его признают виновным. Дэниел старался об этом не думать. Он верил в способности Ирен. После их совместного поражения в прошлом году с Тайрелом она не проиграла ни одного дела.

— Милорд, я вызываю Александра Берда.

Берд казался таким же нервным, как тогда, когда Дэниел приходил к нему в кабинет. Принося клятву, он наклонился к микрофону слишком близко и отпрянул из-за произведенного эффекта.

Ирен деловито начинала первичный допрос. Она широко улыбнулась Берду и, с широким жестом в сторону суда, попросила его поделиться мнением насчет Себастьяна.

— Доктор Берд, в сентябре две тысячи десятого года вы дважды обследовали Себастьяна Кролла. Так?

— Верно.

— Прошу вас рассказать суду о том, к какому заключению вы пришли.

Берд придвинулся ближе к микрофону, слегка прихватив гладкими руками край свидетельской ложи.

— У него очень высокие умственные способности. Коэффициент его интеллектуального развития составляет сто сорок пунктов, что предполагает интеллект, граничащий с гениальностью. Даже если мальчик и не гениален, то, несомненно, очень одарен.

— Что вы установили в отношении эмоциональной зрелости Себастьяна и его способности понимать сложные процедуры, например судебную?

— Я выявил у Себастьяна довольно сильную неустойчивость внимания, что само по себе может быть следствием высокого интеллекта, и, кроме того, склонность к эмоциональным взрывам, более присущим детям младшего возраста.

— Вы спрашивали его о вменяемом ему преступлении. Каково ваше мнение о Себастьяне применительно к тому, в чем его обвиняют?

— Себастьян знал разницу между добром и злом. Он понимал суть вменяемого ему преступления и убедительно заявил, что считает себя невиновным.

— Вы обсуждали события, происшедшие в день совершения вменяемого преступления?

— Да, обсуждали, и мы даже провели ролевую игру на основе событий того дня. В целом я считаю его совершенно последовательным. Он имеет четкое представление о морали, и он несколько раз заявил, что невиновен.

— Относительно его интеллектуальных способностей. Вы чувствовали, что он понимает тяжесть преступления, в котором его обвиняют?

— Вне всякого сомнения. Он ясно дал понять, что понимает, каким может быть наказание за подобное преступление, но считает себя неправильно понятым. Мы обсуждали события восьмого августа несколько раз, разными способами: рассказывая сказку, играя в куклы и в режиме «вопрос — ответ», но каждый раз он был совершенно последователен.

— Благодарю вас, доктор Берд.

Перед тем как сесть, Ирен кивнула Дэниелу.

Гордон Джонс встал и ненадолго замешкался, предоставив публике наблюдать, как он открывает папки на кольцах и пристраивает их на пюпитр.

В помещении было душно, и Дэниел немного ослабил галстук. Защита началась удачно, и Ирен выглядела спокойной, но предстоящее выступление свидетеля вызывало у Дэниела нехорошее чувство, которое он не мог объяснить.

Себастьян начинал скучать. Он болтал ногами, иногда задевая ноги Дэниела.

— Всего несколько вопросов, доктор Берд, — начал Джонс перекрестный допрос. — В вашем докладе есть ссылка на предыдущий диагноз Себастьяна, «синдром Аспергера», поставленный школьным психологом.

Себастьян наклонился к Дэниелу, чтобы что-то прошептать, но тот жестом велел ему замолчать.

— Да, в школьных отчетах о Себастьяне есть этот диагноз. Я с ним не согласен.

— Но вы считаете, что он страдает… — Тут Джонс устроил маленький спектакль, вдавив очки в переносицу, сморщив нос и скривив рот подковой, прежде чем прочитал: — Неспецифическим первазивным нарушением развития?

Берд с улыбкой кивнул:

— Да, НПНР — это общий диагноз для тех, кто демонстрирует симптоматику, атипичную для синдрома Аспергера или аутизма в целом.

— Понятно. Пожалуйста, в общих терминах поясните, что такое это НПНР и какова его связь с предыдущим диагнозом.

— Ну, просто это означает, что у Себастьяна есть отдельные признаки симптома Аспергера, но не весь набор… и он проявляет высокую функциональную развитость в тех областях, где от него ожидались бы затруднения, страдай он настоящим симптомом Аспергера.