Лайза Баллантайн - Виновный

— Ну… — Берд запнулся. — У детей с симптомами НПНР быстрее развивается фрустрация и в результате сильнее склонность к истерическим припадкам, срывам, сильному гневу и жестокому поведению.

— Понятно… к сильному гневу и жестокому поведению, — повторил Джонс, поворачиваясь к присяжным. — И дети с подобными симптомами менее способны к сопереживанию?

— Повторюсь, это расстройство имеет очень широкий спектр проявлений, но… и это применимо ко всем агрессивным детям… они часто не чувствуют или не понимают чужих страданий…

— Спасибо, доктор Берд.

Джонс был очень доволен собой.

— Если позволите, милорд, — сказала Ирен.

Судья Бэрон помахал пальцами в знак согласия.

— Доктор Берд, давайте теперь сосредоточимся на Себастьяне и отойдем от предыдущих обобщений. По вашему мнению, он был агрессивен или как-то особенно двуличен, когда вы с ним встречались — дважды?

— У меня не сложилось такого впечатления, и я не могу утверждать, что он способен на подобные проявления.

— Понятно. Согласно вашим показаниям, Себастьян может страдать расстройством спектра Аспергера, НПНР. Это распространенное заболевание?

— Очень распространенное.

— Значит ли это, что у многих — во всех прочих отношениях здоровых и вменяемых — взрослых людей в нашем обществе могут проявляться легкие признаки расстройств, относящихся к спектру Аспергера?

— Да, конечно, хотя практически невозможно установить, насколько они распространены, потому что даже в наше время в большинстве случаев диагноз не ставится.

— Значит, присутствующие в этом зале, не считая подсудимого, тоже могут иметь НПНР?

— Совершенно точно.

— НПНР могут страдать присяжные заседатели или даже барристеры, солиситоры и судья?

Это было шокирующее заявление, и Дэниел взглянул на Бэрона. Пожилой человек хмурился, но молчал.

— Снова повторю, что это возможно.

— И это вас не беспокоит? Наличие у человека НПНР свидетельствует о его склонности к преступности или жестокости?

— Вовсе нет, просто ограничения, вызываемые расстройством, у отдельных людей могут повышать фрустрацию и иногда приводят к эмоциональным взрывам.

— Спасибо за объяснение. — Ирен посмотрела в записи, сделанные во время допроса. — А теперь по поводу предполагаемого болезненного интереса обвиняемого: вы привели в качестве примера данное им описание перенесенного матерью выкидыша. Запись разговора, на который вы ссылаетесь, находится на странице шестьдесят три материалов дела, четвертый параграф. Что именно из сказанного Себастьяном вы сочли болезненным или неподобающим для его возраста?

— Он перечислил шокирующие биологические подробности: точный возраст плода, знание о травме матки и ее последствиях для детородных функций матери. Очень образно описал кровотечение…

— Доктор Берд, я не могу понять, почему вы относите это на счет расстройства. Мой клиент ждал маленького братика. Беременность развивалась до третьего триместра, и он, что вполне понятно, трогал живот матери и слушал, как шевелится плод, он даже рассказывал об этом. Я уверена, вы знаете, что подобный опыт вызывает у детей вопросы о биологических подробностях. Вам известно, что младенец погиб в результате домашней травмы…

Ирен сделала паузу. Дэниелу было интересно, что она скажет дальше.

— Разве не очевидно, что ребенок, ставший свидетелем выкидыша на таком позднем сроке, да еще дома, имеет оправдание своему… болезненному интересу, как вы это назвали? Разве случившееся не причинило сильную травму самому мальчику и его семье?

— Это действительно разумное объяснение. Я отвечал на вопросы по общим аспектам данного состояния, которые не имели прямого отношения к делу Себастьяна.

— Спасибо. — Ирен ликовала. — Давайте повторим еще раз. На основании своей оценки подсудимого вы считаете его способным на вменяемое ему преступление?

Берд сделал паузу, практически пробуя слова на вкус, прежде чем их произнести.

— Взвесив все за и против, я не считаю его способным на убийство.

— Спасибо, доктор Берд.

Суд прервался на обед, и Себастьяна увели вниз. Дэниел в одиночку прошел по коридорам Олд-Бейли. Он был разозлен, ведь он с самого начала опасался показаний Берда и теперь казнил себя за то, что не отнесся к ним серьезнее. Первый же свидетель защиты перешел на сторону обвинения, но у Ирен все же получилось вернуть его обратно. Он попытался поймать ее у суда — поздравить с восстановлением утраченных позиций, но ей нужно было обсудить со стажером другое дело.

Есть Дэниелу не хотелось. Он бросил монеты в автомат с напитками, предпочтя кофе ланчу. Пока он ждал, ему в предплечье вонзились чьи-то ногти, и он обернулся, увидев рядом Шарлотту, почти в слезах. Она была алиби Себастьяна с трех часов пополудни в день убийства, и после обеда была ее очередь давать показания.

— Дэниел, я не знаю, получится ли у меня. Я так боюсь этого человека — он просто рвет всех на части. Я боюсь споткнуться…

Он знал, что она имеет в виду Джонса, и сказал:

— Вы справитесь.

Со стороны голос прозвучал гулко, почти сурово, но Дэниел не хотел, чтобы она расклеилась, и инстинкт подсказал не давать ей поблажки.

— Отвечайте кратко, как мы обсуждали с Ирен, — напомнил Дэниел. — Расскажите о том, что знаете, и ни слова больше. Помните, что судят не вас.

— Но судят моего сына. Они все на меня смотрят, словно я мать какого-то… дьявола.

— Не смейте так думать. Он невиновен, и мы это докажем, но у вас очень важная роль. Нам нужно, чтобы вы выиграли свой раунд. Вы его мать, и ему нужно, чтобы вы за него постояли.

Он говорил это Шарлотте уже дважды. Ему хотелось ее встряхнуть. Он на своем опыте знал, каково это — иметь мать, зависимую от других, которая не может защитить ребенка.

Шарлотта посмотрела вверх, на высокий свод Центрального уголовного суда. Поискав взглядом в бездонной шири, будто там можно было найти ответы, она снова опустила глаза, пролив черную слезу, которую промокнула сразу почерневшим бумажным носовым платком. Дэниел вспомнил прикосновение ее ногтей к своему животу. От ее вида в нем поднялась волна отвращения и жалости, такая сильная, что ему пришлось отвернуться.

— Шарлотта, у вас получится. Себастьян рассчитывает на вас.

Когда Шарлотту вызвали, она уже успокоилась, но, наблюдая, как она идет к свидетельской ложе, Дэниел затаил дыхание. Ее локти выпирали сквозь рукава жакета. Себастьян наклонился вперед и вытянул руки через стол, как бы пытаясь до нее достать. Шарлотта прокашлялась и сделала глоток воды. На расстоянии она казалась хрупкой, но поразительно красивой, с огромными глазами на гладком лице.

Начиная первичный допрос свидетеля, Ирен излучала благожелательность и готовность выслушать. Она оперлась локтем на кафедру и обратилась к Шарлотте как к старой знакомой, хотя они виделись только мельком.