Анна Малышева - Трюфельный пес королевы Джованны

Она не ждала прямого ответа и на этот вопрос (Маргарита с недавних пор перестала выносить любые вопросы), но гостья внезапно ответила:

– На автовокзале.

– Даже так… – протянула Александра, обезоруженная этим признанием. – Спишь на вокзале?!

– В зале ожидания, на автовокзале, – подтвердила Маргарита все с тем же покорным и пришибленным видом. – Уже вторую ночь… У меня нет денег на гостиницу. И чтобы уехать, тоже денег нет. Да и ехать мне некуда…

Художница, сдвинув брови, смотрела на гостью, пытаясь понять, разыгрывает ли она отчаяние или действительно испытывает его. «В первый раз я обманулась, приняла ее за кроткую жертву обстоятельств. Итог был кошмарный. Страшное убийство. И еще более страшное, хладнокровное, наглое заметание следов. Рита говорит, что не делала всего этого… Быть может, это и впрямь не она? Неужели ей такое под силу? Тут ведь нужны не только мускулы, а еще и психическая закалка, совершенно особенного рода…»

– Почему же ты не вернулась сюда? – спросила Александра, нарушив тягостное молчание. – У тебя ведь были ключи?

– Я боялась, – прошептала Маргарита.

– После всего, что натворила, боялась! Логично! – Художница не удержалась от иронии, хотя испытывала к старой подруге уже самую чистую, без примеси жалость. – Бояться-то надо было до и во время того, что ты устроила, а после… Это непозволительная роскошь! Что же ты теперь будешь делать?

– Раз ты меня выгоняешь… пойду опять на вокзал.

– Ты мне вернула ключ только от моей мастерской. – Александра взяла его со стола, повертела и, убедившись, что ключ тот самый, спрятала в карман. – Где от нижней?

– Не знаю, не нашла. Наверное, я потеряла его… – Маргарита вдруг закрыла лицо ладонями и с силой растерла его. Когда она отняла руки, кожа на лбу стала красной. – У меня все в голове мешается. Не пойму, который день, какое число… Не знаю, зачем я пришла сюда. Мне стало казаться, что на вокзале за мной наблюдают… Мелькали перед глазами одни и те же люди… Я стала бояться засыпать в кресле, эту ночь не спала. Я хотела поспать немного здесь, но если нельзя… Уйду. Я перед тобой очень виновата. Давай хоть простимся по-человечески…

Художница пристально смотрела на Маргариту, нервно покусывая губы. Она верила страданию, запечатленному на бледном искаженном лице подруги, ее блестящему, лихорадочному, больному взгляду бездомного животного. «Она на грани. Нельзя отталкивать человека в подобном состоянии. Можно враждовать с сильным, со здоровым. С больным и раздавленным – нельзя!»

– Вот что… – медленно проговорила Александра, пытаясь собраться с мыслями и уяснить для себя дальнейшие действия, хотя прекрасно понимала, что сейчас сделает. – Не хочешь рассказывать, как было дело с адвокатом, не говори. Для меня вот очевидно то, что он искал тебя и в тот же день погиб, в мастерской, где ты жила, и кто-то потом замел следы, а ты пропала и теперь вынуждена без денег прятаться на вокзале. Это все не требует объяснений. Обманывать меня, врать, что ты не причастна, не надо. Ты и так уже воспользовалась моим доверием.

– Саша…

– Погоди! – остановила ее Александра. – Тебе совсем некуда пойти?

– Некуда, – голос гостьи прозвучал надтреснуто, хотя она сохраняла прежний, безучастный вид.

– А если бы у тебя были деньги, куда бы ты поехала?

Маргарита сделала неопределенный жест, словно давая понять, насколько бессмысленно обсуждать невозможные вещи. Александра окончательно решилась:

– Ну вот что. Я сейчас временно живу у родителей. Ты поедешь со мной.

– Ты меня зовешь к своим родителям?! – воскликнула Маргарита. На ее осунувшемся лице попеременно отражались страх, надежда, недоверие. – После всего, что было?!

– Конечно, я боюсь тебя теперь, – пожала плечами Александра. Решение далось ей тяжело, но на сердце стало легче. – Но знаешь, за тебя я боюсь еще больше. Мне кажется, с тобой может что-то случиться, если я тебя брошу. Что-то очень нехорошее. Так что поехали. Поздно, мои наверняка волнуются.

Отец уже спал, когда Александра открыла дверь родительской квартиры своим ключом. Мать, караулившая ее возвращение на кухне, тут же вышла и замерла, глядя на спутницу дочери. Маргарита виновато взглянула на нее, хотела что-то сказать, осеклась и промолчала. Александра уже собралась было представить свою спутницу и объяснить ее появление, но мать, приглядевшись, внезапно воскликнула:

– Да это Рита!

Она видела сокурсницу дочери один-единственный раз, пятнадцать лет назад, когда та приехала ненадолго в Москву, сразу после выпуска. Рита даже не останавливалась у подруги, не желая никого стеснять, – Александра с первым мужем ютилась в маленькой комнате, другую занимали родители Александры. Впрочем, место для гостьи нашли бы, но Маргарита прожила эти двое-трое суток у своего московского приятеля, одного из многочисленных парней, с которыми у нее были «прекрасные отношения». К Александре она заглянула всего раз, и мать случайно оказалась дома. То, что она сейчас узнала прежнюю черноволосую, кудрявую хохотушку в этой измученной, коротко подстриженной рыжеволосой женщине с погасшими глазами, было достойно удивления.

– Рита? – повторила мать, уже с оттенком сомнения в голосе.

– Это я, – слабо улыбнулась гостья.

– Разве ты не в Дании? Ты же оттуда писала Саше?

– Нет… – Маргарита продолжала вымученно улыбаться. – Я давно уже там не живу.

– А как вы встретились? Саша недавно, да вот, позавчера говорила, что ничего о тебе не знает!

– Мы случайно встретились в городе, – вступила Александра, испугавшись обморочной бледности, вдруг залившей лицо подруги, и поняв, что следует вмешаться. – Рита проездом в Москве. Она переночует у нас. Дай мне какое-нибудь белье и матрац, если найдется, я постелю ей в своей комнате.

Мать немедленно захлопотала – устроить гостя с ночевкой всегда было ее любимым развлечением. Пока она рылась в глубине стенного шкафа, отыскивая все необходимое для сооружения спального места, Александра подтолкнула подругу к двери ванной:

– Иди, тебе не помешает хороший горячий душ. Две ночи на вокзале… Плохо не станет? Что-то вид у тебя…

– Я просто устала, – тихо ответила Маргарита.

Она с благодарностью приняла банное полотенце и халат, незамедлительно выданные ей матерью Александры, и скрылась за дверью. Несколько минут спустя там зашумела вода. Мать вышла из комнаты дочери с подушкой в руках.

– Я не спросила, сколько ей подушек, две или одной хватит?

– Думаю, она и на одной уснет отлично. Нам бы еще чаю попить, а ты ложись спать.

– Так она поживет у нас или только заночует?

– Все может быть, мама. Ты не рада?

– Что ты, очень рада! – искренне заверила ее мать. – Я буду просто счастлива, если ты начнешь приглашать сюда друзей, чтобы все стало как прежде… Знаешь, как тяжело жить, день за днем зная, что никто к нам не придет… От одного этого заболеть можно.