Марек Харны - Польские трупы (сборник)

— На суде вы говорили о своем необычном хобби.

— Это длинная история, мы бы не успели закончить к ужину. Скажу только, что меня интересовало то, что на войне служит для уничтожения человека и его благ, а именно: яды, ножи, огнестрельное оружие, а также способы их наиболее эффективного использования. У меня была довольно большая коллекция ножей: финки, ножи с выкидным лезвием, монтерские, рыбацкие и другие. Милиция забрала у меня 17 штук. Я ходил в секцию стрельбы в клубе «Краковия». Я был лучшим в Кракове стрелком из спортивной винтовки. Еще я собирал медицинские атласы и учебники по судебной медицине, изучал расположение вен и органов, поражение которых приводит к немедленной смерти. Вы знаете, что самый простой путь к сердцу — через спину?

Мэтр отпил из стакана один глоток. Он читал интервью с Каролем Котом, прямо перед смертью последнего, которое когда-то откуда-то старательно переписал. В те времена, когда еще переписывали старательно. Множество всяких, теперь уже совсем непонятных вещей делали давным-давно.

Некоторое время он читал, несколько раз подлив себе из бутылки. Читал и удивлялся, что много лет назад собственноручно это переписал.

— Что вы ощущали в момент убийства?

— Вы хотите затронуть мои самые чувствительные места, ну да ладно… Каждому моему шагу предшествовала странная мысль, такая назойливая, изнуряющая мозг, она мучила меня, преследовала, ходила за мной, мешала на каждом шагу. Я не мог спать, учиться, я жестоко страдал. И мне приходилось быстро соображать, где и кого убить. А для убийства многого не надо: должен быть я, должна быть жертва и должно быть спокойно.

Он прочитал последнее предложение.

— Скоро я встречусь с жертвами, там, куда я отправляюсь, мы и поболтаем, здесь, на Земле, мне не с кем разговаривать.

— Ну вот ты и нашел занятие, — сказал мэтр, закрутил крышечку, отнес бутылку в кухню, оделся и вышел. В дверь он всунул микроскопический кусочек бумаги.

— Уже поздно, — пробурчал он себе под нос на лестнице.

По дороге он заглянул в «Дым», в «Дыме» были разные мужчины и женщины — из тех, которым он перестал кланяться или которые сами первыми перестали кланяться, не важно. Короче говоря, никто никому не поклонился. Он двинулся в направлении «Красивого пса», хотя знал, что опаздывает, однако не мог удержаться, чтобы не посмотреть, нет ли там кого-нибудь, кто не перестал ему кланяться и кому он кланяться не перестал. Но в «Псе» была толпа молодежи, а также бывшие и нынешние сотрудники телеканала TVN — такого коммерческого канала, — которые разговаривали об этом коммерческом канале, а также сколько-то там будущих сотрудников канала TVN, которые выспрашивали бывших и нынешних сотрудников TVN, стоит ли работать на TVN и не будет ли это предательством идеалов. Понятно было, что и так все они окажутся на TVN, а сейчас просто ломаются.

И он ушел. Даже не выпил. Под окном «Офиса» торчал Шизик. Он держал в руке четвертинку вишневки и посылал в сторону входа в бар красноречивые жесты.

Мэтра подмывало спросить Шизика, что он помнит из истории Кота, ведь Шизик, по городской легенде, был в 60-е годы известным угонщиком автомобилей, позже валютчиком, потом гэбистом и только потом спятил, но мэтр ни о чем его не спросил, потому что было совершенно не время о чем-либо его спрашивать. Совершенно.

Поэтому мэтр вошел в жаркое, смрадное нутро «Офиса». Толкучка. Молодежь и сотрудники TVN, как всегда. За его маленьким столиком на двоих с табличкой «зарезервировано» сидело человек шесть; спорить из-за места не имело смысла. Девицы нигде видно не было. И он начал протискиваться к бару.

А вокруг суетилась толпа. Раскрасневшиеся женщины, мужчины с блуждающим взглядом. Чужие люди. Мой пример — последний в истории этого города.

— Ну здравствуйте, здравствуйте. — На плечо мэтра тяжело опустилась рука хозяина. — Что будем пить?

Он вспугнул взглядом сидевшего рядом с ним на барном стуле мужчину, который безмолвно встал и уступил место мэтру. Барные стулья неизменно вызывали у мэтра опасение, но он рискнул.

— Ой, не знаю, стоит ли мне еще пить, я уже немного выпил, может, кофе… — Мэтр заметил, что намечается серьезная выпивка, а это было ему не очень-то на руку.

— Кофе и текилу, два раза, — распорядился Манго.

Над баром висел телевизор. На экране двигался мусульманин. Среди больших розовых цветов. Звук был выключен. Они выпили.

— Давай сегодня надеремся, есть повод, — сказал Манго Гловацкий.

— А именно?

— А именно — Маженка возвращается.

Мэтр не был уверен, является ли та Маженка, о которой он в этот момент подумал, той Маженкой, которую имел в виду Гловацкий: Манго отличался исключительной любвеобильностью и за двадцать с лишним лет их знакомства был смертельно влюблен в такое количество Маженок, что мэтр перестал за ним успевать и запоминать их лица и имена. Было известно, что Манго вечно влюблен и вечно трагически. Объекты менялись незаметно.

— Маженка послезавтра возвращается из Лондона, завтра я буду наводить порядок в квартире, а сегодня еще можно напиться. Надеремся на радостях, Маженка возвращается!

— Уррра, — добродушно прошептал мэтр.

— А что у тебя? Еще раз текилу два раза. И себе тоже налей, сынок, — распорядился хозяин «Офиса».

Они выпили втроем с барменом. Движение временно прекратилось. Толпа еще не разошлась, но понемногу замирала. У молодежи кончались деньги на «Ред Булл» и пиво. Те, что постарше, начинали задремывать. Девицы нигде не было видно. Или вся эта история мэтру привиделась, или девица была записной вруньей, да к тому же еще и обдолбанной.

— А что у тебя? — вспомнил свой вопрос Манго Гловацкий.

Они выпили.

Какой-то сотрудник коммерческого канала TVN подсел к ним и рассказал, что нового на TVN.

— Может, возьмешь его к себе на работу? — Манго указал на мэтра, и они с мэтром оба рассмеялись.

Все дымилось и парило. Наверно, уже за полночь, уже четверг. В бар вошел варшавянин и, избегая встречаться взглядом с барменом, подсел к каким-то девушкам.

«Ну что у меня? — подумал мэтр. — Да ничего хорошего. Эта женщина сбежала. Собака сбежала. Какая-то странная девчонка понарассказывала страшных историй, а потом тоже сбежала. Плохо».

Он встал и направился к туалету.

— Сколько воспоминаний! — вздохнул он, глядя на мрачный интерьер.

Кто-то схватил его сзади за руки. Кто-то другой, с лицом таким же, как все лица, роста такого же, как любой рост, с особыми приметами, как все особые приметы, ударил в живот.

— Запомни это, мэтр, — сказал тот, кто держал сзади.