Елена Котова - Третье яблоко Ньютона

— Значит, я не пойду с тобой в Палату лордов? Как же жаль, такой был бы уникальный случай. В чем туда ходят? Я бы специально новый костюм купила. Строгий-строгий, но очень женственный. С мягкими чистыми линиями… Не смотри на меня как на полную дуру, можно же помечтать. Прямо дух захватывает. Ты правда считаешь, что этот путь реален?

— Я тебе уже сказал, как неохотно идет наша система на создание прецедента. Упираются до последнего. За двадцать лет, что я работаю в этой системе, в сфере уголовного права было создано лишь двенадцать прецедентов. Семь из них — дела, которые вел я.

— Не может быть! Я же говорю, что ты — гений!

— У меня это все за ночь постепенно в голове сложилось. Я то спал, то не спал, а работа мысли, видимо, шла своим чередом. Но это только потому, что you are so smart. Ты весь день меня вчера провоцировала… да, провоцировала… каждым словом, каждой деталью рассказа о своей жизни. Без этого ко мне вдохновение не пришло бы. Мне надо было понять тебя…

— Это вопрос или утверждение?

— Ты мой единственный любимый клиент. Я буду заниматься другими клиентами, другими делами. Но любить теперь я смогу только одного клиента.

Они сидели в ресторане «Павильон» с его развесистым, московским, слегка мещанским интерьером начала века. Мэтью был переполнен адреналином интеллектуального полета и чувственного влечения. Нет, эти фантазии о локонах на подушке надо запереть на ключ. Ему тогда придется отказаться от ее дела. Он потеряет и Верховный суд, и грядущую славу, и саму Варю. Воспитание чувств…

— Ну что? Пора возвращаться работать. Поехали назад в отель.

«Поехали работать, — подумала Варя, — в отель… Как странно звучит, „поехали в отель“. Мы едем к нему в отель. Будем сидеть в его номере. Там в ванной разложены его бритвенные штучки, стоит одеколон Chanel Blue, лежит зубная щетка, паста. Я хожу в его ванную, вижу все это, смотрю на его халат, скомканный и брошенный на край ванны. Это все так интимно. В комнате, где мы работаем, стоит его кровать, со скомканным одеялом и смятыми за ночь подушками… Приходит горничная ее застилать, перетряхивает простыни. При этом мы работаем, и я рассказываю ему то, что рассказывают только самым близким людям. Это интимное проникновение друг в друга…». У Вари настолько кружилась голова, что пропало само желание дальше танцевать. Танец уже утомил, исчерпал свою прелесть, им надоело флиртовать, играть словами. Оба молчали, глядя в окна машины, перебрасывались словами, теперь уже действительно ничего не значащими, не содержащими никаких подтекстов. В лифте отеля они тоже молчали, а все пространство кабины вокруг было наполнено электрическими разрядами высокого напряжения. Они проработали пару часов с бумагами.

— Ну что, будем на сегодня закругляться? — спросила Варя.

— Нет, — сказал Мэтт, — нам надо еще разобрать сегодня вот этот вопрос… Слушай, я хочу чего-нибудь выпить. Пойдем в бар, может быть?

— На этот вопрос час нужен, не меньше. Я бы тоже что-нибудь выпила, но времени жалко, там, в баре, сейчас толчея, субботний вечер…

— Тогда закажем в номер. Ты что будешь?

— Водку с клюквенным соком. И со льдом. Только обязательно в martini glass, иначе это компот. Все равно что шампанское из кружки пить. Форма же так много значит, правда?

— Yes, m’am, — Мэтью набрал фронт-деск: — Two vodka cranberries on the rocks, please. Martini glass, please. Thank you. [30]

Через десять минут официант вкатил в номер неожиданно огромный сервировочный стол. На нем стояла бутылка «Белуги» в ведерке со льдом, ведерко льда отдельно, две бутылки клюквенного сока, два широких плоских бокала для мартини на тонких ножках и дурацкая вазочка с цветком для украшения. Официант бесстрастно доставил этот натюрморт в субботу в девять вечера в номер английского гостя, который проводит все время с русской дамой в этом номере безвылазно.

— Целая бутылка? — спросила Варя официанта по-русски. — Мы заказывали только два коктейля…

— Это за счет отеля. За накладки с кредитной карточкой, которые произошли в прошлый раз, когда вы здесь останавливались. Указание менеджера.

— Мэтт, твой отель почему-то решил нам подарить целую бутылку. Зачем нам целая бутылка?

— Решил так решил. Не отвлекайся. Thank you, that will be all. [31] — Мэтт протянул официанту купюру.

Они потягивали напитки, продолжая разбирать цифры в документах.

— Кстати, — сказал Мэтью через полчаса, когда уже второй напиток подходил к концу, — у меня усталость вдруг совершенно прошла. Я сейчас себе так все ясно представляю. По-прежнему не верю в теорию заговоров и не знаю, зачем банку, только для того чтобы от тебя избавиться, надо было так изощряться, притягивать полицию. Меня не покидает ощущение, что инициаторы этого дела, кто бы они ни были, просто передавили, а это всегда порождает беззаконие. Как тебе это образнее передать? Наверное, как третий закон Ньютона: «For every action in nature there is an equal and opposite reaction». [32]Знаешь, этот сюжет даже напомнил мне мое нефтяное дело.

— Я читала об этом в Times, в Evening Standard, когда гуглила тебя.

— Да, я целую неделю был героем английской прессы. Так вот…

Мэтт откинулся на спинку кресла и стал рассказывать. Варя с интересом слушала. Мэтт отложил бумаги, встал, глянул в окно:

— Невероятно. Номер с видом на реку, Красную площадь и Кремль в ночных огнях. Кстати, чуть не забыл…

Он подошел к шкафу. Варя тоже встала, сделала шаг навстречу. Мэтт протянул ей пакетик, перевязанный черной подарочной ленточкой:

— Твои духи. DVD я не нашел. В следующий раз.

Варя осторожно взяла пакетик. Погладила Мэтью по рукаву пиджака:

— Спасибо, я тронута.

— Не за что, мне было приятно, — он удержал ее руку на своем плече и потянулся поцеловать в щеку.

Варя повернула к нему губы. Поцелуй длился и длился. Пакетик упал на пол. Поцелуй закончился и тут же начался новый. Их языки исследовали друг друга, забираясь все глубже в дебри влажной горячей пещеры рта, тела сплетались все теснее.

— Мы не имеем права этого делать, — шепнул он.

— Ты сам сказал, что твое призвание — раздвигать границы. Ничего не изменится, это просто новый уровень… — прошептала она.

Он медленно снял с нее кардиган, который упал на пол, также медленно расстегнул ремень и молнию на ее джинсах, она — пуговицы на его голубой оксфордской рубашке. Вещи бесшумно падали на ковер, как листва с осеннего дерева. Мэтт дотронулся до ее обнаженного тела… Горничная уже давно разложила постель ко сну…

Варя точно помнила, чего ей хотелось в том далеком сне в ее промерзлой одинокой постели. Мэтт медленно наслаждался каждым мгновением, а она ждала паузы, когда можно перевернуться на живот. Тоже очень медленно. Он услышал это и сделал паузу. Лег на нее, обвив руками ее плечи. Какие у нее девичьи груди, упругие и большие, просто секс-бомба, а под одеждой этого не видно.