Анна Малышева - Саломея

– Ты меня больше не увидишь!

– А ты уверен, что это будет для меня страшным наказанием?

Можно было хлопнуть дверцей и уйти, но женщина осталась сидеть, давая собеседнику возможность отразить удар. Михаил, потрясенный ее недобрым ехидством, молчал, то ли обдумывая ответ, то ли ожидая, не добавит ли она еще что-нибудь. Елена не выдержала и нарушила тишину первая:

– Думаешь, нам с тобой вообще стоит встречаться?

– Хм… – откашлялся тот с таким видом, будто у него что-то застряло в горле. – Ну, если ты так ставишь вопрос… Странно, мы даже любовниками не были. А у меня такое впечатление, будто мы разводимся.

– Ты женат-то был? – усмехнулась она. – Все эти россказни насчет матери Киры, как она будто бы тебя обчистила при разводе, и ты решил после этого не обрастать имуществом… Слезами можно захлебнуться, как послушаешь, а ведь все – вранье!

– Женат я был, и не раз, а дважды. – Михаил улыбался, но веселья в этой улыбке не было. – Не на матери Киры, конечно. Детей в браке, к счастью, не имел. Говорю «к счастью» не потому, что я такое чудовище – ненавижу детей, а потому, что какой из меня папаша? Имущество делил, что было, то было. Жены, надо сказать, расставались со мной не очень мирно, вырывали пуговицы с мясом, даже адвокаты им говорили, что не надо бы так кровожадно. Наверное, это меня очень плохо характеризует, да? С хорошим мужем и прощались бы по-хорошему…

Елена только пожала плечами. Он встревоженно заглянул ей в глаза:

– Ты так не думаешь?

– Я стараюсь вообще не думать, потому что больше тебе не верю. Ты же постоянно врешь! Каждый день узнаю о тебе какую-то новую правду, с меня уже хватит.

– Сейчас я не вру.

– А зачем врал раньше?

– Хотелось лучше выглядеть в твоих глазах. – Михаил поймал ее руку и крепко, до боли, сжал, так что женщина слабо вскрикнула. Он тут же ослабил хватку, но руки она не отняла, сама не зная почему. Может быть, виной тому был его сдавленный, прерывающийся голос. – И это единственная причина, поверь. Я ведь дважды разведенный, бездомный, никому на свете ненужный тип, который живет то на съемных квартирах, то у друзей, и которого презирает собственная дочь. Вот она, правда. А уж если до конца… – Он вновь сжал ее пальцы, на этот раз нежно, умоляюще, и тихо закончил: – Я очень хочу быть с тобой.

Елена молчала. Ей было и очень плохо, и хорошо, хотелось одновременно улыбнуться и заплакать. Было жаль Михаила, которого она никогда не видела таким несчастным, пришибленным, и еще больше жаль себя, потому что она ясно понимала, что этого человека любить уже не сможет. Он ждал ответа, а женщина молчала, тщетно пытаясь придумать слова, которые все объяснят и никого не обидят. Положение спас случайный взгляд, брошенный ею на часы, вмонтированные в приборную доску. Глубоко вздохнув и выпрямившись, Елена сказала:

– Если я и сегодня опоздаю на работу, меня точно уволят.

Михаил, помедлив, повернул ключ в замке зажигания и снова выехал на дорогу. Ехали долго, то и дело застревая в утренних пробках, и оба молчали, что делало поездку еще более тягостной. Только на прощание, высаживаясь, Елена поблагодарила его самой дежурной фразой:

– Спасибо, что довез.

Михаил ответил уклончивым кивком, клоня голову на плечо так, будто ему вдруг свело судорогой шею. Так прощаются таксисты, недовольные вырученной суммой, и отметив сходство этих движений, женщина невольно улыбнулась. Так, с грустной улыбкой на губах, она и вошла в салон, и, не заметив, миновала Петра Алексеевича. Тот открыл было рот, чтобы прочитать нотацию, но так и не произнес ни звука.

Наталья Павловна позвонила ей после полудня, когда Елена уже собиралась на обед в обществе Люси, окончательно заинтригованной ходом уголовного дела. Она все утро донимала коллегу своими версиями случившегося и со свойственным ей мелочным, муравьиным упорством вытягивала все известные Елене подробности. Весть о том, что арестовали девушку, которую она вчера видела в кафе в обществе Елены, как ни странно, совсем не удивила Люсю. Она лишь заметила с самым проницательным видом:

– А, это можно было предположить!

– Почему это? – ощетинилась Елена. – Неужели у нее на лице написано, что она убийца?!

– Нет, лицо у нее приятное, – снисходительно ответила Люся. – Но глаза! Не знаю, заметила ты, какой у нее жуткий, сумасшедший взгляд? Будто насквозь пронзает, прямо нехорошо становится! Я один раз с ней глазами встретилась и больше в ее сторону старалась не смотреть!

– Не выдумывай, – проворчала женщина, в глубине души соглашаясь с тем, что серые глаза Киры могли принимать довольно-таки пугающее выражение. – Она абсолютно нормальный человек, такой же, как ты и я. И этого убийства не совершала.

– А голову, стало быть, ей подкинули? – с тайным ехидством спросила Люся.

– Подкинули! – отрезала Елена. – И знаешь что? Давай закроем тему.

Та многозначительно щурилась и кивала, и на ее маленьком востроносом личике можно было прочесть, что дело ясно, как день, и если бы Елена пожелала ее выслушать, она бы развеяла все сомнения.

Звонок Натальи Павловны избавил женщину от тягостной необходимости обедать вместе с надоевшей коллегой. Тетка Киры с места в карьер объявила:

– Я просто в отчаянии! Нам надо увидеться!

– Хорошо, после работы я к вам заеду, – пообещала Елена, уходя с телефоном в глубь салона, к своему любимому мансардному окну. – Назовите адрес.

– Да вы там, кажется, были?

– Как?! – ахнула Елена. – Квартиру же опечатали?!

– Ну, что вы, стала бы я вас приглашать туда, где это случилось! – укоризненно протянула Наталья Павловна. – Да и потом, это Кирина территория. А Вадим жил в квартире напротив. Теперь в нее можно попасть только из второго подъезда, а раньше было два входа. Очень удобно получалось, кстати.

Она назвала номер квартиры и сказала, что будет дома весь вечер.

Спрятав телефон и вернувшись в свой отдел, Елена обнаружила, что Люся уже ушла. Есть не хотелось, и она решила обойтись чашкой кофе из автомата, стоявшего на выходе и в этот обеденный час источавшего особенно яркий аромат свежемолотого кофе. Возле него толпились сотрудники, последовавшие ее примеру и оставшиеся на обед в магазине. Так поступали многие. Кто-то не доверял общепиту, кто-то предпочитал сэкономить деньги, обойдясь домашними бутербродами. Елена вынула из шкафчика кружку, которую на всякий случай держала на работе, и принялась выжидать, когда очередь немного рассосется. Она знала, что является в эти дни предметом всеобщих обсуждений. И все же ей пришлось подойти к автомату прежде, чем люди разошлись по своим отделам. Никто особенно не торопился, то и дело раздавались короткие взрывы смеха, обсуждалось что-то увлекательное и веселое, и Елена решила, что глупо прятаться от коллег, тем более она ни в чем перед ними не провинилась.