Анна Малышева - Саломея

– Да вы не теряетесь, тетя! Погибла папина библиотека!

– В любом случае, Вадим завещал библиотеку университету, и ты не имеешь никакого права на книги! – Наталья Павловна сорвала косынку с головы и яростно вытерла ею вспотевшую шею. – Конечно, я понимаю, тебе бы хотелось заграбастать все!

– Разве эти коробки собраны для отправки в университет? – Кира как будто не заметила грубого выпада в свой адрес. Елена внутренне ею гордилась, девушка окончательно справилась с волнением и теперь держалась как настоящая хозяйка.

– Представь, да! – отрезала тетка.

– Неужели? Ведь вы, кажется, начали распродавать книги букинистам?

– Кое-какие, менее ценные, – защищалась Наталья Павловна. – Уж я-то знаю, о каких книгах думал Вадим, завещая библиотеку университету. Я продала только то, что он сам считал балластом, а его знаменитая коллекция осталась неприкосновенной. Вот она вся – в этих коробках! Я все утро провела за упаковкой, вечером приедет машина из университетской библиотеки… И хотя бы прислали кого на помощь, ведь мне, в моем возрасте, с астмой, нелегко упаковать такую массу книг! Тут едва не тонна! Нет, кроме претензий и подозрений, я ничего ни от кого не вижу…

– А почему вы не позвонили на папину кафедру, не попросили прислать его студентов? – Кира выглядела растерянной. Наклонившись, она вынула из коробки одну книгу, прочитала название и, вздохнув, осторожно положила ее обратно. – И вчера вам стоило сказать одно слово…

– Вчера, моя милая, мне пришлось сказать немало слов, а уж усилий сделать еще больше! – Вновь почувствовав под собой твердую почву, женщина заговорила с прежним апломбом. – Кто распоряжался похоронами? Кто звал и угощал, возил и рассаживал всю эту уйму гостей? Кто заказывал памятник, венки, цветы? Все – я одна. Никто не помог! А я ведь пожилой, больной человек!

– Вы же знаете, где я была, – помрачнев, бросила Кира.

– И сейчас вот, с самого утра звонят из университета, с ума сводят, – не слушая ее, продолжала тетка. – «Почему распродается библиотека, мы ее законные наследники, требуем, чтобы остановили расхищение…» Я ответила – пусть присылают машину хоть сейчас, отдам все, что причитается. Конечно, заторопились, обещали прислать. И вот я глотаю пыль, пью лекарства, таскаю эти проклятые книги, и тут врываешься ты и обвиняешь меня в воровстве!

Наталья Павловна неожиданно расплакалась, закрыв лицо скомканным платком. Кира сделала порывистое движение, собираясь обнять тетку, но в последний момент сдержалась. У нее тоже дрожали губы, она была похожа на обиженного ребенка, отчаянно нуждающегося в ласке.

– Я вам помогу… – пробормотала она.

– Да я все уже сложила! – Тетка отмахнулась и отняла от покрасневшего лица платок. Ее черные глаза смотрели твердо и казались совершенно сухими. – Сейчас пропылесосю полки, проветрю комнату, станет легче дышать. А ты иди, собирай свои вещи!

И когда гостьи двинулись дальше по коридору, небрежно бросила им вслед, как нечто малозначащее:

– А что, тебя надолго выпустили?

– Совсем, тетя! – обернулась девушка.

– Что так? – Наталья Павловна неторопливо пригладила волосы на висках, будто пытаясь этим движением унять встревоженные мысли. – Нашли убийцу?

– Нет, но… – замявшись, Кира быстро договорила: – Доказано, что я невиновна.

– Я очень рада, – после короткой паузы сказала тетка. – Не могу передать, каким грузом это на меня легло… Теперь хоть смогу смотреть в глаза людям. Но как же, тебе так и не сказали, кого теперь подозревают в убийстве?

– Они арестовали Михаила.

– Твоего отца? – Женщина снова прижала ладони к вискам и, морщась, помотала головой. – Час от часу не легче… Ему-то это зачем?!

– Выяснилось, что он воровал мамины драгоценности из шкатулки, – вздохнула Кира. – Он игрок, вы не знали?

– Это ужас! – выразительно проговорила тетка. – А… что еще сказал следователь?

– Я больше ничего не знаю, тетя, – грустно ответила девушка.

Она провела Елену в свою комнату, и едва они закрыли за собой дверь, в столовой снова заработал пылесос. Наталья Павловна продолжила обработку опустевших книжных полок, избавляясь от ненавистной пыли. Кира перевела на спутницу увлажнившийся взгляд:

– Видели? Она всегда умудряется выставить меня неправой. Да что там, я и чувствую себя неправой! Сегодня получилось, что она выбивается из сил, исполняя волю отца, а я ее этим попрекаю. Ладно, давайте собирать вещи.

Вещи, однако, собирала одна Елена. Кира, едва сложив в стопку несколько книг, присела на кровать и глубоко задумалась, прижав книги к груди, забыв о них. Она при– шла в себя, только когда женщина обратилась к ней с вопросом, где взять сумку?

– Под кроватью ничего нет? – Положив книги на одеяло, Кира встала на колени и заглянула под тахту. – Ну, конечно, тетя все давно убрала. Тут была большая сумка, с которой я ходила когда-то на теннис… Теннис я тоже бросила, когда ушла отсюда…

– Тогда придется найти какие-нибудь пакеты!

– Поищем, – с тяжелым вздохом согласилась Кира и, встав, отряхнула джинсы на коленях. – Мне здесь так грустно, давит что-то на грудь… Вспоминается и плохое, и хорошее сразу, хочется плакать… Вы не удивляйтесь, если я вдруг разревусь, я давно сдерживаюсь.

– А знаете, – задумчиво произнесла Елена, машинально перебирая груду дисков на письменном столе, – вчера после поминок я на миг задремала в спальне, вот здесь, за стеной… И мне приснилось, что вы плакали. Звук был такой четкий, хотя вроде бы я уже не спала… вы мне сейчас об этом напомнили.

– А я правда плакала! – удивленно воскликнула девушка. – Только не здесь, а у себя в квартире.

– Как?! – в свою очередь изумилась Елена.

– Как я туда попала? Попросила своего сопровождающего на минутку туда заглянуть. Хотела увидеть место, где нашли папу… Он согласился, с условием, что я ни к чему не прикоснусь. А там оказалось неубрано, я увидела кровь и разревелась…

– Я не тому удивляюсь! – Женщина все пыталась собрать разбегающиеся мысли. – Вы плакали как будто рядом со мной, а не в соседней квартире! Неужели здесь такая ужасная звукоизоляция? В таком случае, вы должны слышать каждый звук у соседей!

– Нет, нет… – Сдвинув брови, Кира напряженно что-то обдумывала. – Знаете, прежде в той квартире, которую папа потом купил для меня, жила вдова одного профессора. Сколько себя помню, я ни разу ее не слышала, ни из спальни, ни из другой комнаты. Уж за столько лет она должна была хоть раз повысить голос! Я вот думаю, может, слышимость ухудшилась после нашего ремонта?

Елена немедленно вспомнила претензии, которые высказывал за поминальным столом толстяк-сосед. «Он утверждал, что ломали какую-то стену, хотя сам же признал, что все стены остались на местах. А этот старичок, Исай Саввич, отчего-то решил, что спальня стала меньше с годами. Что все это значит?»