Анна Малышева - Суфлер

Он не договорил, вдруг запнувшись и тревожно повернув голову к двери. Александра машинально взглянула в ту же сторону. Теперь и она услышала, как в замке с наружной стороны поворачивается ключ.

Дверь открылась. Внезапно художнице померещилось, что она наяву попала в сон, который видела, ночуя в этой комнате. За спиной у стоявшего на пороге Валерия, на фоне стены коридора, показалась еще одна фигура. Готовый вырваться у женщины крик тут же сдавило в перехваченном судорогой горле.

В коридоре стоял Эрдель.

Исхудавший, измученный, без кровинки в лице, с запавшими глазами, он впрямь походил на тень. В его реальности женщина удостоверилась, только когда Эрдель, придерживая заботливо подставленный локоть своего спутника, переступил порог комнаты.

Петр, онемевший на мгновение, очнулся. Переводя взгляд с брата на гостя, он пробормотал:

– Что это? Очередная шуточка? Так он жив… Вы живы?!

– А тебя, вижу, это не радует.

Вопрос, заданный Эрделем, прозвучал как утверждение.

Мужчина внезапно покачнулся, ослабевшие ноги с трудом держали его. Александра, опомнившись от оцепенения, спохватилась и подскочила, успев поддержать Эрделя. Усадив его на край кушетки, она срывающимся голосом торопливо задавала вопросы:

– Вы живы? Ох, что я говорю! Сбежали из больницы? Как вас отпустили? Но почему мне сказали, что…

– Я велел жене позвонить Маякиной и сказать, что я умер, – глухо ответил мужчина. Видно было, что предпринятые усилия измотали его окончательно. – Нужно было, чтобы Вера зашевелилась.

– Остроумно! – Бледный, под стать «воскресшему из мертвых» гостю, Петр яростно ломал пальцы сцепленных рук. Резкий хруст костяшек звучал, как щелканье старых счет, подводящих неутешительный итог. – В высшей степени! Характеризует вас как порядочного человека! Эта новость отправила мать в больницу!

– Ей там помогут, – хладнокровно ответил Эрдель. – Все равно лучше, чем здесь, среди такой родни.

– Вам, я вижу, помогли? – Петр дрожал от ненависти, которую даже не пытался скрыть.

– Мне помогло, главным образом, мое слабое здоровье. – На губах Эрделя мелькнула тень улыбки. Лишь тень – но, увидев ее, Александра вдруг поверила, что выздоровление этого полуживого человека возможно. – Я слишком часто простужался. Я не такой здоровяк, каким был бедняга Степан. Смерть один раз взмахнула над ним косой, и он упал. А я как полегшая трава, поддеть меня оказалось труднее. Твоя мать тоже болела последнее время, поэтому и жива до сих пор, потому есть надежда.

– Что за бред?! – воскликнул Петр.

– Такую версию высказал врач, который сегодня под подписку отпустил меня погулять. Оказывается, у часто болеющих простудой, кроме общего ослабления организма, наблюдается еще и выработка иммунитета к некоторым вирусам и бактериям. А может… – Эрдель не сводил с противника пристального, горящего от лихорадки взгляда. – …ваш драгоценный «суфлер» стал нашептывать свои реплики слишком тихо… Он уже не молод, в конце концов. Как и я.

– Но Воронов умер!

– Он никогда ничем не болел. Так же, как и две молодые женщины, которые погибли много лет назад. Саша, я виноват перед вами!

Горячие пальцы слабо пожали руку Александры. Та покачала головой:

– Вы должны были мне все рассказать. Все! Еще тогда, когда начали вспоминать старую историю…

– Я не смог признаться в том, какую глупость совершил на старости лет, – покаянно произнес антиквар. – Поддался любопытству… А ведь мне, в мои-то годы, пора помнить, что такие эксперименты с картинами ради забавы не ставятся. Всегда преследуется выгода, а кто выступит против, тот должен уйти… И потом, я до последнего, пока Елене и мне не стало совсем худо, надеялся, что это просто банальный грипп. Ведь человек всегда надеется на лучшее! О том, что вас собираются втянуть в эту цепочку, я узнал по телефону от Елены в то утро, когда мне стало совсем плохо… Она до последнего скрывала это от меня. Позвонить вам я уже не мог… Нацарапал записку… Не помню даже, как писал ее. Я думал, что умру в тот же день. Нечем было дышать. Легкие были, будто мокрые губки – тяжелые, неподвижные… Я не мог набрать в грудь воздуха…

Эрдель вдруг умолк. Он остановил взгляд на двух картинах, лежащих на столе. Его бледные губы заметно дрожали.

– Ты знаешь, что нужно сделать, – ледяным тоном произнес он, не уточняя, к кому из присутствующих обращается.

Валерий направился к столу. Петр преградил ему дорогу:

– В чем дело?!

– Пусти, я забираю картины.

– С какой стати? – Лицо младшего брата окаменело. – Они не твои!

– Но и не твои, – возразил Валерий. – Ты сам знаешь, что у них есть законные хозяева.

– И кому же ты собираешься их отдать? – оскалился Петр, удивительно напоминая в этот миг затравленного волка. – Дядюшке?! Маякиной? Наследникам Воронова?!

– Никому. Я собираюсь сварить из них отличный суп, чтобы и следа этой проклятой аферы не осталось! – заявил Валерий.

В наступившей тишине было слышно, как сипло дышит Эрдель. Он все еще сжимал руку Александры, и его пальцы бессознательно стискивались все сильнее. Женщине было больно, но она молча терпела, боясь шевельнуться.

– Этого ты не сделаешь… – выговорил наконец Петр. – Ты… не посмеешь!

– Еще как посмею!

– Когда ты успел на другую сторону переметнуться?! Куда делся Гаев?

– Он уже далеко. – Валерий иронически улыбнулся и оглянулся на Эрделя. Тот кивнул. – Ему сегодня утром хватило известия, что Евгению Игоревичу намного лучше, чтобы сразу вспомнить о том, что у него в Америке сын и внуки. Обмен любезностями по телефону – и дядюшка исчез из Москвы. Думаю, надолго.

– Тебе тоже, вижу, хватило этого известия! Бросил любезного дядюшку ни раньше, ни позже! – прошипел Петр и повернулся к Эрделю. – Он ведь дожидался вашей смерти больше всех! Мне-то было все равно, умрете вы или нет! Пусть бы жили! Но этот…

Как кошка, прыгает в ту помойку, где отбросов навалено побогаче!

Коллекционер небрежно отмахнулся:

– Моральный облик твоего брата меня не интересует. Так же как и твой. А картины мы забираем для уничтожения, не для перепродажи, с разрешения наследников Воронова и самой Веры Маякиной…

– Как это?! – ощетинился Петр. – Маякина-то знает, что у нее на руках труха, от которой лучше избавиться, но наследники Воронова думают, что у них настоящий Болдини!

– Уже не думают, – просто ответил Валерий. – Сегодня утром наследники были оповещены о том, какая история тянется за этим шедевром. Конечно, в самых общих чертах. О «суфлере» им ничего не известно. Они предпочли замять скандал, который мы им пообещали в связи с фальшивкой и фальшивым аукционом. А ведь они еще об «Икинсе» понятия не имеют… Вырученные за него деньги, по уговору, поделили между собой Воронов и мама. Так что, стоит нам сказать слово, и они никогда ничего больше не реализуют из наследства покойного… Не реализуют без проблем. В каждом предмете покупатель будет подозревать фальшивку.