Татьяна Степанова - Валькирия в черном

– Что вы пытаетесь скрыть от нас, Яна? – перебил его Гущин. – Почему вы подали на развод с Лопахиным?

Яна села на стул рядом с отцом.

– Я не могла больше с ним жить.

– Почему?

– Потому что он педофил, извращенец. Для него не имело разницы – пол, возраст, главное, чтобы это были дети. Вы видели, что у него в компьютерах? По скайпу в онлайне, как угодно, вечерами после работы, ночами по выходным, а потом в субботу вдруг срывался и куда-то уезжал. Отыскивал по Интернету, приходил в исступление, платил деньги. Словно наваждение какое-то, пялился на меня пустыми глазами. Вы знаете, что такое жить с мужем-педофилом?

Катя протянула ей стакан воды – еще минута, и начнется истерика. Лопахина стиснула стакан.

– А потом его нашли мертвым. И если бы все узнали… такая грязь, такой стыд. Я ведь любила его. Я безумно любила его, пока он не свихнулся.

Допрос, от которого они все столько ждали, на этом закончился. Точнее сказать – оборвался.

Гущин сразу сорвался из кабинета куда-то звонить. Он словно услышал все, что хотел.

Точно выпустили пар из котла, пар, готовый вот-вот взорваться. Кабинет наполнился оперативниками. Внушительный баритон адвоката Мангольда вещал о том, что «все формальности мы быстро уладим».

А Катя… ей так хотелось спросить Гущина прямо сейчас. Она ведь считала, что для него Яна Лопахина с известного момента главная подозреваемая… отравительница… но получается, что он ее вовсе не подозревал?

В коридоре кто-то сзади тронул Катю за плечо. Она обернулась. Скрюченный Грибов.

– Можно вас на минуту? Вы сказали, что существует некий фильм, кинопленка. И она там есть. Вы видели ее?

– Любовь Зыкову? Да, это учебный фильм МВД об этом преступлении.

– На нашем горе, выходит, кто-то учился? И чему же вы научились? – Грибов сжал Катино запястье. – Я помню ее. Не то чтобы она редкая красавица, но что-то в ней было такое, в этой нашей учительнице физкультуры, что там, в лагере, все мы, мальчишки, сходили по ней с ума, подглядывали за ней в душе, в раздевалке. Я коллекционер, я готов заплатить любые деньги, чтобы заполучить этот фильм или его копию. Видите, что она со мной сотворила? Во что она превратила меня, отравив? Сломала мне жизнь, отняла здоровье. Но все равно не было дня, чтобы я не думал о ней. Я готов заплатить лично вам любые деньги, только достаньте мне копию этой пленки.

– Кинохронику уничтожили.

– Вы обманываете меня.

– Я говорю правду, фильма больше не существует. И дела нет в архиве. Постарались, чтобы не осталось никаких документальных следов, чтобы сама память о ней перестала существовать. Только здесь, в городе, ее до сих пор помнят, я в этом убедилась. Даже место расправы с ней показывают – гальванический цех и могилу на кладбище, правда, тут же поясняют, что все это фальшивка.

– Ее не казнили, не расстреляли. Она сама определила свой конец – приняла в камере яд.

– Откуда вы знаете? Вы были тогда ребенком.

– Я был и остаюсь ее жертвой. А жертвы связаны со своим палачом. Вы об этом не знали? Этому не учат в ваших академиях? Она сама определила свой конец, сделала с собой то, что и со всеми, – отравила. И это не казнь, не раскаяние, – Грибов наклонился к Кате, продолжая сжимать ее запястье, обдавая ее горячим дыханием, – это способ, понимаете?

– Нет.

– Это способ снова вернуться.

– Мы сейчас возвращаемся в Москву. Я по дороге должен заехать в одно место, успеть, пока рабочий день не закончился. Поэтому садись к ребятам в оперативную машину, они отвезут тебя домой. Завтра в Главке тот еще день предстоит.

Полковник Гущин объявил это так, словно он все уже решил. Катя едва успела зайти в гостиницу, забрать вещи.

Электрогорск провожал их закатом невиданной красоты. Золотой пурпур небес служил фоном мрачным заводским корпусам и трубам, похожим на растопыренные торчащие пальцы.

В оперативной машине сыщики обсуждали, как теперь «пробить поскорее Министерство обороны и Генштаб». Человек, несведущий в оперативном сленге, решил бы, наверное, что составляется заговор.

А Катя желала и ехать вместе со всеми, и остаться. Ехать, и как истинный криминальный репортер стать свидетелем новых событий и фактов, а остаться для того, чтобы…

Не пропустить кое-что очень важное, возможно, самое главное в этой истории.

Быть сразу и там и здесь. Кому это под силу?

Может, только одной ей…

Если она и правда вернулась.

Но нет, ей не надо возвращаться, она и так всегда была здесь .

В темном просмотровом зале как песня мертвой цикады – стрекот кинопроектора.

Старая кинохроника, учебный фильм МВД.

Чему же мы все научились…

Дом, милый дом, квартира на Фрунзенской набережной с видом на реку, на Нескучный сад показался Кате таким родным и одновременно тесным, пыльным, захламленным мирком. Так всегда, когда возвращаешься после долгого путешествия. Но она отсутствовала всего восемь дней и провела это время в Электрогорске – подмосковном городе в ста километрах от Москвы.

Утром, явившись на работу в Главк, отчитавшись перед своим непосредственным шефом – начальником пресс-центра, сдав командировочные документы в финчасть, Катя с замиранием сердца ждала дальнейшего развития событий.

Полковник Гущин после совещания у начальника Главка вместе с прокурором области уехал в Министерство обороны. В обед он звонил уже из Генштаба, точно полководец, рассылая ЦУ.

Речь шла о найденных в машине мертвого майора Лопахина ноутбуках, сразу же в первый день опечатанных военными и впоследствии изъятыми.

В Главк приехали спецы из управления «К» – подразделения по борьбе с компьютерными преступлениями, дошлые программисты, чья помощь могла понадобиться, если бы военные разрешили доступ к файлам.

Катя после обеда спустилась в розыск и начала пугать оперативников, распускать черные крылья – мол, никогда военные доступ не разрешат, вспомните, где Лопахин работал, владея информацией о программах секретных кодов военных спутников, мол, и файлы все там давно уже стерты, и сами ноутбуки списаны в утиль, раз хозяин погиб. Так, пугая и расстраивая других, ей было легче… черт возьми, легче надеяться самой на благоприятный исход.

Сыщики велели ей заглохнуть. И она не затаила обиды на их грубость.

Полковник Гущин вернулся «из армии» только под вечер.

Со щитом или на щите?

– Федор Матвеевич!

Гущин бережно извлек из кейса самый обычный пластиковый контейнер для DVD. Внутри – два диска.

– Вот всегда считал, что армейские – сплошь дуболомы, оказалось, милые люди, вникли в нашу ситуацию. Только пришлось черт знает сколько ждать, пока они фильтровали файлы, просматривали каждый. Все, что нам знать не положено, они отсеяли. Он ведь и дома работал над программами. А тут лишь частная информация. Но нам это и нужно, его личная жизнь в Сети: сайты, которые он посещал, переписка, чаты, почта, социальные сети, фотки, видео, – Гущин вытер вспотевший лоб скомканным платком. – Вы молодые, давайте разворачивайте, заряжайте эти свои, как их… гаджеты. У меня от всей этой компьютерной свистопляски голова кругом.