Ева Львова - Вердикт: невиновен!

– Часто у профессора бывали гости?

– Студенты приходили, а больше я никого не видела, – ответила женщина.

– А девушки бывали?

– Бывали, – не стала отпираться собеседница.

– Припомните, пожалуйста, в пятницу двадцать первого кто-нибудь к нему приходил? – гнула я свою линию. – Может, вы случайно кого-то увидели, когда гуляли с собакой?

– Двадцать первое – это день убийства? – догадалась соседка покойного профессора. – Конечно, приходили. В тот день ребята и девчонки так и сновали туда-сюда. А вашего подзащитного мне ужасно жалко. Он не виноват. Непонятно, за что его задержали?

Вот тебе раз! Как же непонятно, когда на Мызина улик столько, что на несколько убийств хватит! Я удивлённо взглянула на собеседницу и с сожалением произнесла:

– Было за что, вы уж мне поверьте. У моего подзащитного был мотив ненавидеть профессора, и он буквально завален уликами, указывающими на его причастность к смерти Черненко. Кроме всего прочего, Володя Мызин последним выходил от профессора. Следователю этого достаточно.

– С чего ваш следователь взял, что Мызин выходил последним? – сварливо проговорила старушка. – Я видела, что после рыженького мальчика, как вы его называете? Мызин, да? Так вот, после него от профессора выходила девушка, а потом ещё и здоровый бугай.

В деле об убийстве декана это было что-то новенькое, и я тут же сделала стойку, как спаниель на дичь.

– Не могли бы вы с этого места рассказать подробнее? – умоляющим голосом попросила я, нашаривая в кармане диктофон и нажимая кнопку записи.

– Пожалуйста, – охотно откликнулась пожилая женщина, не спуская глаз со щенка. – Двадцать первое число я запомнила очень хорошо. Накануне сын подарил мне девочку карликового шпица – чтобы я не скучала. Я назвала её Лулу. И ещё Полкило Счастья, потому что весит моя малютка всего-то пятьсот граммов. Ночь мы провели спокойно, а утром у Лулу расстроился желудок, и Полкило Счастья превратилось в тонну проблем. Сначала я пробовала обойтись своими силами, но это не помогло. К вечеру вызвала ветеринара. До этого три раза бегала в аптеку за лекарством. Всё перепробовала, то «Смекту» ей дам, то «Энтеросгель». В последний раз пошла в магазин в десятом часу вечера. Когда возвращалась домой, за мной в подъезд вошёл рыженький мальчик. Я хорошо его запомнила, вид у него был очень расстроенный. Он сел со мной в лифт и доехал до этажа, на котором находится квартира профессора Черненко. Ветеринара всё не было, и я ждала его у окна. Вижу, из подъезда вышел этот рыжий паренек. А минуты через две вошла девочка в жёлтой шапке.

– Прямо так вот взяла и вошла? – не поверила я. – Никто ей дверь не открывал? Как же ей это удалось? У вас ведь стоит домофон.

– Мне показалось, что у неё был ключ, – с сомнением в голосе проговорила старушка.

– Как вы догадались, что девочка в жёлтой шапке идёт именно к Черненко? – задавала я уточняющие вопросы.

– Раньше я видела её с Петром Михайловичем, – пожала плечами свидетельница. – Они частенько на его машине к дому подъезжали.

– Через сколько времени девушка вышла из подъезда? – до конца не веря в удачу, продолжала расспрашивать я.

– Этого я не видела, – с сожалением произнесла общительная старушка. – Подъехал ветеринар, и я закрутилась с Лулу. А когда провожала врача, слышала, как хлопнула у Черненко дверь, и мужской голос внизу пробормотал матерное ругательство. Я перегнулась через перила, выглянула в лестничный пролёт и увидела, что у лифта стоит плотный такой скуластый детина и что есть силы жмёт кнопку вызова. Он даже ногой по двери лифта от нетерпения стукнул, но так и не дождался, побежал вниз пешком.

– Сколько у вас пробыл врач? – фиксируя в блокноте цифры, поинтересовалась я.

– Минут десять, не больше. Сделал собачке инъекцию и выписал рецепт, – сообщила соседка покойного профессора.

И тут я спохватилась, что до сих пор не знаю, с кем разговариваю.

– Простите, как вас зовут?

– Валерия Дмитриевна Шевцова, – представилась свидетельница.

– Валерия Дмитриевна, что же вы всё это следователю не рассказали? – спросила я, стараясь скрыть упрёк.

– Когда опрашивали жителей подъезда, нас с Лулу дома не было. Я уезжала в гости к сыну и только сегодня вернулась, – пояснила старушка, любившая поговорить.

– Вы можете повторить то, что мне только что рассказали, на суде?

Задавая вопрос, я чувствовала, как замирает сердце. От ответа собеседницы зависело очень многое, может быть, даже дальнейшая судьба Володи Мызина, и я, как адвокат, не могла этого не понимать.

– Конечно, могу, – пожала плечами разговорчивая старушка. – Особенно если это поможет рыженькому мальчику.

– Поможет, не сомневайтесь! – уверенно кивнула я, плотнее запахивая полы пальто, раздуваемые ветром. – Спасибо вам огромное, Валерия Дмитриевна!

Нагнувшись, я потрепала по канареечной головке весёлую Лулу и, благодарно улыбнувшись собеседнице, направилась к машине.

В адвокатское бюро я попала за час до окончания рабочего дня. Борис сидел, насупившись, и делал вид, что работает с бумагами. Кудрявая голова приятеля низко склонилась над столом, но сквозь пушистые ресницы поблескивали серые глаза, которыми он тайком косил в мою сторону.

– Борь, представляешь, я только что узнала, что к профессору Черненко после Володи заходила Исаева. А после неё, похоже, приходил Миносян, – усевшись рядом с приятелем на стул, принялась рассказывать я.

– Мне твоя былинная лажа не доставляет, – подняв от бумаг обиженное лицо, сердито отрезал Джуниор. – У меня бракоразводное дело на подходе, а ты мне Исаевой с Миносяном выносишь моск.

– Ну ладно, Борь, не злись, – подлизывалась я. – Хочешь, сегодня сходим на каток?

– На каток я всегда готов, – сменил гнев на милость мой друг. – А на будущее: думай, что говоришь. Надо мной глумись сколько хочешь, а маму не трогай.

– Прости, если сможешь, – я покаянно свесила голову на грудь и шмыгнула носом.

Маша Ветрова перестала красить губы перед ростовым зеркалом в золочёной раме, кинула ироничный взгляд на Бориса и бархатным голосом спросила закрытую дверь уборной:

– Лёнчик, ты идёшь?

– Куда это вы собрались? – ревниво осведомилась я, направляясь к рабочему столу.

– В ресторан, – последовал невозмутимый ответ. – У нас сегодня годовщина знакомства, нельзя же не отметить такой день.

– А Эд Георгиевич знает? – поддела я соперницу.

– Эдику необязательно это знать, – приподняла в ироничной улыбке уголки красивого рта Ветрова. – Наш папочка в командировке. Час назад улетел. Зачем ему волноваться? Пусть спокойно делает свои дела.

– Занимаетесь самоуправством за спиной начальства? – умирая от ревности, злилась я. – Не боишься, что Георгиевич узнает о ваших похождениях?