Эдриан Маккинти - Деньги на ветер

— Будь осторожна.

— Обязательно.

Рики выходит проводить меня на лестничную клетку.

— Не забудь свои бумаги. — Он вручает мне анкеты, присланные из Министерства внутренних дел. За них, разумеется, предстоит заплатить, но после оплаты я стану обладательницей столь желанного и столь же недоступного большинству кубинцев разрешения на выезд из страны.

Выездная виза. Ключ от двери тюремной камеры.

Подношу конверт поближе к свету и целую.

— Как же случилось это чудо? Вероятно, все-таки ты подсуетился?

— Будь я личным секретарем гребаного министра, и то о таких вещах не стал бы просить. Нас бы всех отправили на плантации.

— Тогда как же?

Пожимает плечами:

— Загадка.

— Это точно.

Последний акт.

Первые часы после полуночи.

Когда все соглядатаи спят.

Стук в дверь квартиры.

Кого это черт несет?

Открываю.

— Так ты, значит, действуешь через мою голову? — с горечью спрашивает Гектор.

От него разит ромом. Взгляд затуманен.

— Клянусь, нет.

— Значит, Рики?

— Я его не просила.

— То есть он хлопотал по собственной инициативе?

— Мне он сказал, что ничего не предпринимал.

Гектор протискивается мимо меня в квартиру, садится на мою кровать.

— Долго не могу. Анне сказал, иду подышать воздухом. Выпей, — говорит он, протягивая мне фляжку.

— Спасибо, не хочу.

— Мать вашу, Рики и Меркадо. Останешься в Штатах — мне конец. Моей семье — конец. Твоей — тоже. Всем нам.

— Да я вернусь.

Он встряхивается, как мокрая собака.

— Я все еще, знаешь, могу им сообщить. Могу сообщить в ГУР или в министерство, что ты собираешься в La Yuma. Мог бы сказать, будто ты мне говорила о намерении там остаться, — рявкает он.

— Но ты же не сделаешь этого, Гектор.

— Не сделаю? — спрашивает он.

— Нет, — настаиваю я.

Он изо всех сил ударяет кулаком по кровати. Пугаюсь: если он начнет искать разрешение, перевернет все в комнате вверх дном. Соседи в коридоре, один телефонный звонок — и Гектора обвинят в злоупотреблении служебным положением. Но он уже выдохся.

— Нет, пока я не намерен становиться chivato. — Гектор вздыхает.

Прикладывается к фляжке, тяжело поднимается с кровати.

— Надо идти, — поясняет он.

В дверях хватает меня за руку, притягивает к себе, шепчет:

— Не езди никуда, Меркадо.

Я избавляюсь от его захвата простейшим приемом айкидо.

— Черт! — Он смотрит на меня так, будто я его оскорбила.

— Послушай меня, Гектор, я не дура. Да, я собираюсь сам знаешь куда, но обещаю: я вернусь. — Голос тверд, как сталь. — А теперь тебе лучше отправиться домой, Анна будет беспокоиться.

Он смотрит в пол, но не двигается.

— Ты поэт, Меркадо, — произносит он наконец.

— Не знаю, откуда пошли такие слухи.

— Пиндара читала когда-нибудь?

— Нет.

— Греческий поэт, современник Гомера, но, в отличие от него, реальная историческая фигура. Он писал:

— Не понимаю…

— Нельзя контролировать все. Что-то должно происходить само по себе. Не езди в Америку. Умоляю тебя, Меркадо, пожалуйста, не езди.

Я не отвечаю. Мое решение неизменно.

Гектор, тяжело сутулясь, поворачивается и идет по коридору. Слышу его шаркающие шаги на лестнице, потом из окна смотрю, нет ли за ним «хвоста», пока он не сворачивает на улицу Мисионес и не пропадает в пьяной гаванской ночи.

Слишком поздно, Гектор. Уже слишком поздно, друг мой, прислушаться к твоим словам. Я здесь, я убила двоих, не сумела «с мужеством это терпеть».

Наверно, я не спала; сквозь сон уже в третий или четвертый раз мне слышался голос:

— Мария… Мария… vamonos.

Что?

— Мария, пора.

Мария? Кто тут Мария?

— Мария, пора вставать.

Ах да! Это же я.

— Который час? — спросила я.

— Шесть. Ухожу на весь день. Как спалось?

— Хорошо. Хорошо спалось. Первый раз проспала всю ночь с…

Я оборвала себя. Первый раз за сто восемьдесят дней я всю ночь спала без задних ног. Полгода прошло со дня моего рождения в Лагуне. Полгода с того телефонного звонка Рики. Полгода я вынашиваю свои планы.

— Посмотри на меня, — окликнул Пако.

Я протерла глаза. Передо мной стоял Пако в джинсах, рабочих сапогах, толстом черном свитере и ярко-желтой шляпе с твердыми полями. Выглядел он радостно возбужденным.

— Куда ты отправляешься? — спросила я.

— На стройку в центре города. Тебе шляпа нравится? Я в ней прямо настоящий янки, правда? Настоящий американец. — И он добавил скрипучим голосом: — Ну, ты хоть понимаешь, подонок, как тебе повезло? Па-и-маэшь? — Не знаю уж, кому он подражал.

— Выглядишь как заправский американец, — согласилась я.

Он улыбнулся еще шире, потом вдруг стал серьезен.

— Тебе тоже лучше бы встать, — озабоченно произнес он. — Эстебан уже здесь, повезет девчонок на гору. Он не в духе, вырядился как сутенер.

— Да пошел он, — пробормотала я и снова закрыла глаза.

В Гаване у меня было обыкновение лежать, пока в окно с улицы О’Райли не повеет свежезаваренным кофе из ближайшего кафе-мороженого.

— Черт, Мария, меня зовут, надо идти!

— Так иди, — бросила я, но тут же вспомнила, что с человеком, проведшим с вами ночь буквально под одной крышей, надо быть вежливой, и добавила: — Удачи тебе, Пако! Береги себя.

— До вечера.

Я кивнула и опять задремала на минуту-другую. Не слышала, как он вышел из комнаты, как «тойота» с мексиканцами уехала со стоянки, но вот тычок Эстебанова сапога из змеиной кожи, пришедшийся в лодыжку, прочувствовала вполне.

Рывком села в постели.

— Какого хрена… — начала было я в ярости, но тут вспомнила, где нахожусь.

— Я тут по делам, у тебя две минуты, чтобы привести себя в порядок, — заявил Эстебан и продолжил, не давая мне начать извиняться: — Мы имеем дело с важными людьми. Ты девочка умная, понимаешь, вся наша работа висит на волоске. Надо излучать уверенность в себе и спокойствие. Федералы нас не тронули. Все идет гладко. Поняла меня? Чтобы без вывертов. Это твой первый день, и я бы на твоем месте таким случаем воспользовался. Мне плевать, насколько плохо пойдут дела, я и тебя, и кого угодно уволю на хрен, если захочу. Надень эту униформу и жди меня у дома на стоянке через две минуты.

Он был в грифельно-сером костюме, волосы причесаны, лицо умыто, борода подстрижена. На мизинце сверкнул крупный перстень с бриллиантом, но в остальном он выглядел вполне прилично. Редкий мужчина обычной сексуальной ориентации может устоять против комплимента, отпущенного женщиной, которая младше его по возрасту, поэтому я пальнула в него из обоих стволов в упор: