Эдриан Маккинти - Деньги на ветер

— В Старой Гаване, сэр, — подтолкнула я.

— Зови меня Гектором, прошу тебя.

— Да, гм, Гектор.

— Мне нравится, как ты называешь меня по имени. Слушай, почему бы мне не выложить карты на стол, а потом ты сделаешь то же самое и испытаешь меня истиной. Как тебе такая идея?

— Вполне.

Гектор улыбнулся. Он, кажется, не сердился, но весь как-то ощетинился, я видела, что чем-то его раздражаю.

— Меркадо, дело вот в чем. На прошлой неделе твой брат вернулся из Америки. Ему надо было получить разрешение от ГУР, Министерства иностранных дел и Госдепа США. Он и получил — на участие в какой-то дурацкой конференции по Кубе. Оно не предполагало выезд за пределы Нью-Йорка.

— Так я вам уже, кажется, говорила, это не секрет. Я… — начала я, но он меня сердито перебил.

— Меня слушай! Я знаю. Поняла? — повысил он голос.

— Знаете что, сэр?

— Твой брат ездил в Колорадо. Вашего отца там сбила насмерть машина. Кто сбил — неизвестно. Отец жил в Колорадо по мексиканскому паспорту. В момент смерти он был пьян, сбивший его водитель с места происшествия скрылся.

— Действительно, брат ездил в Колорадо, но, мне кажется, тут какая-то ошибка, сэр. Отца сбили почти полгода назад, тогда брат туда ездил, но то была совсем другая поездка. Для нее Министерство иностранных дел выдало ему специальную визу…

— Две поездки в США, обе законные. И делу конец, верно? — проговорил он вполголоса.

— Верно.

— Неверно. По-моему, Рики ездил туда на прошлой неделе по твоему наущению, хотел кое-что разузнать по поводу того дорожного происшествия. Он вернулся, вы поговорили, он подтвердил твои подозрения, и вот потому-то ты и рвешься теперь в Америку. Твоя поездка не имеет никакого отношения к университету. Все это ты задумала несколько месяцев назад.

— Ошибаетесь, — заторопилась я, пытаясь скрыть смятение. Старый черт, расколол меня, как ребенка. — Мой отец предал революцию. Бросил семью. У нас не было с ним никаких контактов со времени его бегства с Кубы. Я просто хочу съездить в Мехико, познакомиться с университетом. В США я не собираюсь.

Гектор щелчком сбил с сигареты пепел, наклонил голову, словно соглашаясь. На его месте я бы стала добиваться истины, а он отступил. Вздохнул и отшвырнул окурок. Давно, видно, не приходилось ему раскалывать валютчиков и сутенеров — хватка уже не та.

После минутного молчания, во время которого я успеваю взять себя в руки, он произнес:

— Капитаны Национальной революционной полиции обладают кое-каким влиянием, Меркадо. Нам разрешается пользоваться Интернетом. Можно просматривать определенные файлы ГУР и ГУВБ. Большинство из нас поневоле не дураки.

— Нисколько не сомневаюсь в ваших способностях, сэр. Просто не понимаю, откуда у вас такие неверные сведения по данной ситуации.

Он потер подбородок, улыбнулся и небрежно бросил:

— Что ж, может, и правда неверные. Тогда идем, продолжим нашу прогулку.

Мы сползли с парапета. Из-за крепости показалось солнце, и Гектор, порывшись в карманах, выудил на свет божий старинные солнечные очки.

Вид они придавали ему комический: толстая шерстяная куртка, мешковатые синие брюки, стоптанные коричневые ботинки. Важным начальником он уж никак не выглядит, что, вероятно, отчасти и делает его в моих глазах таким обаятельным.

— Сколько проституток, по-твоему, в Гаване? — осведомился он.

— Точно не скажу. Две, две с половиной тысячи.

— Больше. Скажем, три. Каждая зарабатывает около ста долларов за ночь валютой. Это около двух миллионов долларов в неделю. Сто миллионов в год. Вот это-то и позволяет городу держаться на плаву. Шлюхины деньги.

— Да, сэр.

— Так и будем жить благодаря шлюхиным деньгам и венесуэльской нефти, пока будущее не переправится к нам через Флоридский пролив. Возьми меня под руку, перейдем сейчас, пока нет машин.

Мы пропустили автобус-верблюд, [12] Автобус-верблюд (камелло) — специфически кубинский вид транспорта, состоящий из переделанной грузовой платформы (с двумя выступами на крыше, придающими сходство с двугорбым верблюдом), и тягача. перегруженный грузовичок «ниссан» и перешли на другую сторону Малекона. Гектор повел меня к зданию на углу улиц Макео и Креспо — ветхому четырехэтажному жилому дому, который пустует, наверно, со времен урагана Айвен.

— Это моя гордость и отрада, — сообщил он. — Это и есть будущее.

Мне нелегко было разделить его чувства: окна в здании были заколочены листами клееной фанеры, в кирпичной кладке виднелись дыры, откуда-то несло гнилью и плесенью.

— Давай войдем. — Он достал ключ и отпер навесной замок на ржавой парадной двери. В темноте нащупал выключатель — и каким-то сверхъестественным образом загорелся свет, открывший взору вонючее и загаженное помещение, сначала выпотрошенное, а потом заваленное хламом, в потеках помета голубей, попугаев и крыс.

— Что это? — спрашиваю я.

— Это дом, который я купил на все свои сбережения. Он теперь мой, его историю можно проследить до одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года, что окажется важным, когда к нам явятся майамисты со своими американскими юристами.

— Зачем вы мне его показываете?

Гектор ухмыльнулся.

— Сейчас он ничего не стоит. Ничего. Но через несколько лет, после Jefe старшего и младшего… открою отель. Небольшой отель прямо на Малеконе. В минуте ходьбы от моря. Рядом — бульвар Прадо. Будет стоить миллионы долларов, — сообщил он.

Я пожала плечами и осторожно возразила:

— Если революция после Фиделя и Рауля прикажет долго жить.

— Это азартная игра, Меркадо. Как и все в жизни. Не нравится мне покой этих гребаных кубинцев с их постными рожами и жизнью, наводящей тоску. Я вижу будущее здесь, в Гаване. Не в La Yuma. Здесь, — сказал он.

— Понятно.

Он закурил очередную сигарету и прислонился к растрескавшейся стене. Посыпалась штукатурка. В облаке поднявшейся пыли и табачного дыма мне почти не видно было его лица.

В молчании текли минуты.

— Знаете, сэр, я бы, пожалуй, вернулась. Эти дела с валютчиками сами собой не раскроются.

Он вздохнул. Явно разочарован.

— Ницше сказал, что знание убивает действие. Действие требует завесы иллюзий. Такова доктрина Гамлета. Ну, вернешься, встретишься с ними, что дальше, Меркадо? Что тогда?

— Сэр, я очень ценю ваше доверие… что доверили мне эту…

— Я надеялся, что здесь, в этом священном для меня месте, ты доверишь мне свою тайну. Наивно думал, что ты доверяешь мне настолько, что сможешь сказать правду.

— Я уже сказала вам правду.

— Ты, наверно, думаешь, что тебе нечего терять. И в этом твоя беда, Меркадо. Но мне-то есть что терять. Вот этот слабый проблеск надежды. Все, что у меня было, я инвестировал. В мечту.