Григорий Славин - Чумовой рейс

Слава раздавил в пепельнице окурок и покосился в проход между фальшбортом и ограждением бара.

– Нет, что-то они на самом деле задерживаются. Может, сходить?

– Со свечой постоять? – Гера посмотрел на Антоныча. – Мы же договорились – не заходить в каюту, пока из нее не выйдет Колобок. Пусть уходит, нам нужна информация о Кире. А Колобка если взять сейчас, можно все дело испортить. Слава богу, здесь нет Гриши, а то бы я не подумал сейчас, что в случае шухера Жидкову проще Киру за борт вышвырнуть. В списке пассажиров ее точно нет. Зачем покупать билет любовнице на собственное судно? Лучше концы в воду, чем в ближайшем порту на кичу отправляться!

– Да, – поддержал Гера. – Ломаем дверь лишь при очевидном форс-мажоре. Сейчас пять минут первого. Колобок уже должен был войти и выйти. Я думаю, Галка рискнула оскоромиться.

– Не нравится мне все это.

Все посмотрели на Антоныча.

– А кому такое понравится? Это ни мне не по душе, ни Самородовой. Только, как ты говоришь – а что делать? Самое глупое, что можно в этой ситуации сделать, – это войти в каюту, расколоть Колобка и поломать всю игру. Мы же не можем их запереть в туалете. Жидков все равно узнает. Уж лучше их по одному щупать, так вернее. Да и нет у нас никаких доказательств. А если Колобок в рожу нам плюнет и сам позвонит в полицию? Бармен мало ли что мог наговорить незнакомцам, а?

Антоныч почесал подбородок.

– Знаешь, брат Слава, такое чувство, что тебе доверили пробить пенальти, а ты в створ не попал. Что-то тут не по плану.

– Этот план ты придумал, Антоныч.

– А уговаривал ее ты, Гера!

Антоныч на секунду замер, словно разглядывал истину сквозь призму чьего-то сознания, потом неожиданно распахнул дверь.

– Идем. Идем быстрее…

После первого порыва, когда детали не замечаются, а мысли работают лишь в одном направлении, Колобок стал ощущать прилив дискомфорта. В те мгновения, когда он, забыв обо всем, отчаянно трудился и потел, Самородова умудрялась пить какой-то крепкий спиртной напиток, курить, а к моменту апогея страстной борьбы даже включила телевизор. Ее игривые вопросы закончились, и теперь она, выглядывая из-за плеча Колобка, щелкала телевизионным пультом и смотрела диснеевские мультяшки. Первое время Колобок относил это за счет очередной прихоти капризной барышни, привыкшей делать это не как все нормальные люди. Но потом стал в этом сомневаться. Самородова вела себя в постели так, словно отрабатывала трудовую повинность.

Трижды она вставала, уходила в ванную, мылась, словно только что приехала с картошки, и снова ложилась как на плаху. У него окончательно испортилось настроение, когда во время очередной отлучки он услышал шуршание своей куртки в прихожей.

«Да она меня шмонает?» – мгновенно вскипел он.

Вот тебе и сексуальные игры. Получается, девка пригласила его, чтобы обчистить? Напев эротизма в его настроении был заглушен маршем гнева. Колобок сунул в зубы сигарету, натянул по очереди все свои одежды и пошел в ванную, из которой опять доносился плеск воды.

«Вот сучка, – пережевывал фильтр он. – Она после меня, как после чумного, отмывается. И чего я так на эту заразу запрыгнул? Весь кайф перебила, стерва».

– Как водичка, Гал? – спросил он, распахивая дверь.

Самородова, не ожидавшая такого появления, присела в ванну.

– Ты мыла-то не жалей, красота моя ненаглядная. И с пемзой, с пемзой.

– Ты чего вскочил-то?

Колобок выплюнул окурок в унитаз.

– Надоело. Скольжу по тебе, как по гимнастическому бревну. А это, Галка, называется, онанизм. Так и ослепнуть можно. Ты чего в куртке-то рылась, лапонька?

После коротких препираний Самородова заявила, что искала сигареты. На это Колобок ответил, что тех, которые лежат на тумбочке у кровати, не выкурить за ночь даже с помощью задницы. Галка с каждым вопросом все больше терялась при поиске ответов, и уже через пять минут стало совершенно очевидно, что легла она вместе с Колобком не по причине тяги, а по нужде. По большой или маленькой, предстояло выяснить.

– Кто ж тебя на такое блядство сподобил, Галина? – сочувствующе произнес Колобок.

Понимая, что добиваться правды таким образом можно и до утра, он шагнул в ванную, схватил Самородову за волосы и окунул под воду. Через мгновение он был уже с ног до плеч в водных брызгах, но любовницу не отпускал. Когда ее барахтанье в ванне стало принимать конвульсивный характер, он рывком выдернул ее из воды. Не давая продышаться, заорал что было сил:

– Ну! Говори, сука, что ты там удумала?! И с кем удумала!

Мокнув ее для вящей убедительности еще два раза, Колобок Самородову отпустил.

– Двое московских приходили, обещались меня туркам сдать вместе с коробками… Жидков убьет…

– Ты что, дура, издеваешься? – взбесился Колобок. – Ты вообще представляешь, идиотки кусок, что делаешь? Кто они такие? Удостоверения показывали? Чего им в оконцовке-то нужно было?

– Баба им нужна! Кира какая-то! Ты, сука, сутенер поганый, шефу телок добываешь, а мне страдать за это?!

– Телок?.. – Колобок лихорадочно думал. – Киру?..

– Да!! – взревела от унижения и отвращения к самой себе Самородова. – Да!! Баба у них потерялась! И точно знают, что это твоих рук дело! А значит, и Жидкова!

– Вот оно что… Вот оно как… – Колобок присел на край ванны и расхохотался так, что она снова дернулась в угол. – Вот, значит, что ты в куртке искала! Ключи от каюты, где девка сидит? У тебя, мама, мыши в голове норку роют. Ладно, где эти искатели?

Галка призналась, что рядом, но где это рядом находится, она пояснить не смогла даже после пяти погружений под воду. Когда у обоих закончились силы, Колобок вышел из ванной, быстро оделся.

«Похоже, муж объявился. Со товарищи. За жену он меня живым отсюда не выпустит. А Жидков меня им навстречу вытолкает. Чтобы впредь был осторожным и кого попало на корабль не таскал. Я крайний, а он не виноват. Так что выкручиваться будем сами».

Осторожно распахнув оконце, он выбрался из овальной формы иллюминатора. Выступ с ограждением находился на тыльной стороне лайнера. Колобок, как Человек-Паук, метр за метром спускался вниз. На балконе второго этажа он немного задержался. В светящемся окне балкона он разглядел внутри комнаты приблизительно ту же картину, которая была полчаса назад в каюте Самородовой с его непосредственным участием. Различие было лишь в том, что особа в окне не жевала жвачку и не смотрела мультики, а извивалась всем телом, как гюрза, попавшая под рогатину змеелова.

– Все как у людей… – вздохнув, позавидовал Колобок. – Еще один жизненный урок: если баба не орет и не вьется, значит – подложили.

Перемахнув через ограждение, он спрыгнул на палубу и скрылся в двери, ведущей в спальные помещения.