Екатерина Лесина - Райские птицы из прошлого века

Самолет приземлился в Шереметьево тринадцатого декабря. И тогда же Саломея позвонила маме. А мама оказалась вне зоны доступа. Это было так странно, что Саломея забыла про разбитое сердце.

Она взяла первое попавшееся такси – таксист, испугавшись не то растерянности, не то рыже-пятнистого неестественного цвета кожи пассажирки, всю дорогу молчал – и успела к пепелищу.

От дома осталось черное жирное пятно с выплавленными краями и остатками стен. В пятне копались незнакомые люди в форме, и кто-то спросил:

– А вы потерпевшим кем будете?

Саломея не сразу сообразила, что потерпевшие – это мама, папа и бабушка. И потому спросила:

– Что случилось?

– Газ взорвался. Вы присядьте…

Она упала. И пришла в себя лишь в больнице, точнее, открыла глаза, а приходила по-настоящему долго, до самой весны, когда проклюнувшиеся веснушки потребовали жизни.

Саломея подчинилась.

И вот теперь те же веснушки отражались в круглом зеркале чужого дома. Лишь коснувшись их, Саломея поняла – не веснушки это, а засохшие капли крови.

Зато зеркало уцелело.

Саломея переходила из комнаты в комнату, вслушиваясь в сухой скрип паркетных досок, по которым давно никто не ходил. Трогала стены с влажноватым налетом не то еще пыли, не то уже плесени. Открыла и закрыла музыкальную шкатулку, забытую на старом трюмо.

Дом не разграбили?

Окна, пусть и прикрытые щитами ставен – Саломея снимала их, впуская свет внутрь, – слабая преграда от мародеров. Но цел паркет и золоченые ручки, и несчастная шкатулка, и вещи в шкафу… как будто хозяева вышли ненадолго.

– Жутко, да? – спросила Саломея, и дом ответил нежным голубиным воркованием. Она определенно слышала птиц, но где? Чердак, куда Саломея выбралась в первую очередь, был пуст и уныл. На нем хранились пара ящиков плитки, неиспользованные доски и старый мольберт, брошенный у окна.

Но никаких голубей…

– Это «ж-ж-ж-ж-ж» неспроста. – Саломея попробовала открыть окно, но створки заупрямились.

Гладкие рамы с узорчатой сеткой, которая не скрывает, но лишь подчеркивает витраж – белые лилии на синем пруду. Над прудом поднимаются ивы, их ветви вытянулись к воде, а стволы искривились. Если смотреть сбоку, то ивы похожи на женщин.

У мамы волосы были длинными…

Саломея дернула за ручку, и окно сдалось. Оно раскрылось сразу и вдруг, впуская теплый терпкий воздух, наполненный ароматами сада.

Пожалуй, спуститься вниз следовало бы.

За прошедший год сад успел одичать. Раскинула колючие петли малина, обняла кусты смородины и остановилась, наткнувшись на шеренгу диких роз. Поздние белые цветы привлекали пчел, а в ветвях старой сливы виднелась шишка осиного гнезда.

– Я вам! – погрозила Саломея осам, и те загудели, обсуждая угрозу.

Дорожки проросли травой, и желтые одуванчики поглядывали на гостью с недоверием и опаской. Саломея одуванчики обходила, и жимолость, растопырившую острые рожки ветвей, не тронула. Сорвала с крыжовника зеленую ягоду и, раздавив губами, выплюнула – кислятина. И смородина недозрела, хотя ее-то срок давным-давно вышел. Но гроздья седоватых ягод гнули ветви к земле.

– Странно, – сказала Саломея, прислушиваясь к собственному голосу. Не то чтобы он так уж ей нравился, но тишина раздражала.

В тишине начинало казаться, будто за Саломеей следят.

Откуда?

Из дома. Окна, освобожденные от ставен, пили свет жадно, торопясь заполнить комнаты, вывести их из давнешней дремы. Вспугнутые тени прятались по углам, и оттого казалось, что там, в доме, кто-то есть.

Но быть там никого не могло.

Саломея остановилась в беседке, увитой плющом. Побеги его пролезали меж прутьями стен и крыши, свисая голыми хлыстами отвратительного белого цвета. В царившем сумраке обитали жуки и дохлая мышь, которая совсем не воняла и казалась вполне естественным украшением беседки.

Саломея стряхнула с лавки гнилые прошлогодние листья и вытерла доски рукавом. Из беседки был виден угол дома, а еще здесь думалось.

Открыв папку, Саломея вытащила лист наугад.

– Ловись, рыбка большая, ловись, рыбка маленькая…

Рыбка попалась в меру – ксерокопия газетной статьи с обрезанным верхним колонтитулом, потому разобрать, что это было за издание, возможным не представлялось. Но Саломею издание интересовало много меньше, чем содержимое статьи.

«Игры разума, или Трагедия в Доме с голубями.

Тяжело дыша, он пытался что-то произнести. Его невидящие глаза будто кого-то искали, а поднятая рука, неестественного бурого цвета, поднималась, пытаясь найти опору, и падала на пол.

– Таню, позовите Таню, – едва шевелил он посиневшими губами.

Сергей Булгин болел. Еще недавно полный жизни, 34-летний мужчина изменился до неузнаваемости. Его мучили кашель и рвота, слепота и глухота, а более всего – внезапное сумасшествие, проклятие его семьи.

– Таню, – опять и опять просил Булгин.

Но Татьяна была уже мертва.

Саратовская 18-летняя учительница Татьяна Лапина приехала в Кызин к родственникам. Заботливая тетушка предложила ей в качестве экскурсовода по городу сына своих добрых знакомых, молодого, но уже состоявшегося бизнесмена Сергея Булгина. И первая их встреча предопределила судьбу. Но кто мог предположить, что финал этой любовной истории будет столь трагичен?

Пять лет они встречались, разделенные городами, но соединенные желанием быть вместе, пока наконец не состоялась свадьба. И родственники, и друзья были рады поздравить молодоженов, поскольку искренне верили, что этот брак заключен на небесах. Лучшим подтверждением тому стала Елизавета, появившаяся на свет спустя два года.

За это время Сергей Булгин успел расширить бизнес и стал сначала богатым, а затем и очень богатым человеком. По словам друзей, все, что он делал, он делал ради любимых женщин. И поместье графини Тишимирской, известное также как Дом с голубями, было куплено для Татьяны.

Она – реставратор и декоратор – восстановила старинное здание, оборудовав его под нужды современного человека. И семья Булгиных поселилась в поместье. А спустя три года в дежурном отделении полиции раздался звонок.

– Я убил их, – сказал мужчина. – Приезжайте, пожалуйста. Я убил их!

Наряд, отправившийся по вызову, был встречен человеком в мятой рубашке, которую украшали бурые пятна крови. В руке человек держал топор, который и протянул полиции.

– Вот, – Булгин не думал отпираться. – Возьмите. Я убил их этим.

После чего он упал на колени и заплакал.

Татьяну Булгину нашли на втором этаже, изуродованную до неузнаваемости. Обезумев, супруг наносил ей удары по голове и руками, разбивая их так же, как разбил картины, фарфоровые вазы и статуи в коридоре. Теперь же единственным украшением стен стали брызги крови.