Екатерина Лесина - Райские птицы из прошлого века

– Ты хоть чего-нибудь, кроме имени, знаешь про него? – спросила мама, не слишком довольная внезапным романом. Госэкзамен на носу, а тут – роман.

– Знаю, – Кирочка зажмурилась от счастья. – Он самый замечательный человек в мире!

Их судьба была предопределена. Золотой нитью вплелась она в полотно мироздания, предвещая долгие годы совместного бытия, детей, дом и тихую старость. Они бы и умерли в один день…

Госэкзамены Кирочка сдала. И работу нашла с той легкостью, с которой все получается у людей слишком счастливых, чтобы замечать препятствия. А спустя полгода жизнь, исполняя Кирочкин план, поднесла подарок – беременность.

Конечно, Кирочка рассказала ему, ожидая, что вот сейчас он рассмеется, не веря в подобное, а потом поверит, обнимет, закружит и скажет:

– Будь моей женой.

Он не поверил и рассмеялся, а потом перестал смеяться и уточнил:

– Ты серьезно?

– Да.

Разве можно шутить с подобным? Кирочка накрыла ладонями живот, чувствуя тепло.

– Понимаешь… – Сергей не торопился обнимать. – Такое дело… я сейчас не могу на тебе жениться.

Он выглядел смущенным и расстроенным. Но Кирочка считала, что это – нормально. Не все мужчины сразу понимают, какая это радость – ребенок. И ей бы очень хотелось, чтобы Сергей понял, но Кирочка готова ждать.

– У меня есть врач… – Он растягивал слова и смотрел в окно, а не на Кирочку. – Он очень хороший. И сделает все быстро.

– Что сделает?

– Аборт.

Она лишь ресницами взмахнула, отгоняя неприятное слово, как отгоняла ненавистных ос. Но слово кружилось, требовало внимания, и Кирочка сдалась, переспросив:

– Аборт?

– Я понимаю, что ты ждала другого, но… ребенок – большая ответственность. Я еще не готов.

– К чему?

– К нему. К тебе. Ко всему этому!

Он не готов. Он хочет, чтобы Кирочка сделала аборт и убила ребеночка. Но это неправильно! Это… это страшно.

– Ты молода… у тебя все еще впереди! Подумай сама. Карьера только-только началась, ты на хорошем счету, но если уйдешь – ждать не станут.

Карьера? Офис? Трудодни от восьми до пяти. Часовой перерыв на обед, хотя в офисе привыкли звать обед ланчем, как будто это что-то меняло.

– Ты погрязнешь в быту, в пеленках, растратишь себя! – Сергей взял Кирочку за руку и крепко сдавил пальцы. – Зачем тебе это?

– А ты?

– А что я? Я же тебе ясно сказал, что не готов!

– Но это же твой ребенок!

– Мой. Я не отказываюсь. И ни в чем тебя не обвиняю. Просто предупреждаю, что не готов тратить свою жизнь на это… быть может, потом.

В этот момент Кирочка поняла, что больше не любит Сергея. Но бабочки остались, привязавшись не то к Кирочке, не то к нерожденному существу.

– У нас все получится, – пообещала ему Кирочка.

И с тех пор делала все, чтобы сдержать слово.

Конечно же, мама Кирочкину самоотверженность не одобрила. Был скандал, точнее, он начался и длился, длился, как длится сезон дождей, чтобы в один далеко не прекрасный день превратиться в ультиматум.

– Или ты делаешь аборт, или живи как знаешь! – сказала мама, сдувая прядку, которая лезла в глаза и маму раздражала едва ли не больше, чем Кирочка. – Я не собираюсь становиться нянькой при твоем…

В тот же день Кирочка ушла, вернее, сбежала из дому…

И сейчас она снова бежала, но уже к дому, который мог бы стать ее домом. И тогда Сергей убил бы не Татьяну, которую Кирочке было почти и не жаль, а ее саму и Алешеньку.

Алешенька сидел тихо, грыз ноготь на большом пальце.

– Прекрати, – сказала Кирочка, заталкивая страхи в глубь души, как заталкивала грязное белье в корзину. И точно так же страхи не вмещались, корчили полотняные рожи и норовили вывалиться. – Веди себя хорошо. Помнишь, о чем мы говорили?

– Да, мама.

Такси остановилось у кружевных ворот. Кирочка помнила первый свой визит, который она откладывала, откладывала, а потом вдруг решилась. Она не стала звонить, но взяла и приехала. И машина точно так же остановилась у ворот, высадила Кирочку и уехала поспешно, как будто водитель тоже чего-то боялся. А Кирочка на окостеневших ногах подошла к камере и нажала кнопку звонка.

Сергей не вышел – выбежал.

– Чего тебе надо? – прошипел он и смешно, торопливо, сунул Кирочке стопку купюр. Купюры были разные – и доллары, и евро, и рубли – видимо, Сергей выгреб все, что было в бумажнике. – Зачем ты сюда приехала?

– Я подумала, что…

– Идем, – он оглянулся и взял Кирочку под руку. – Тебе повезло, что Танюши нет.

Кирочка слышала, что Булгин женился, и даже поплакала по этому поводу, а потом решила, что если женился, то и фиг с ним. Сам виноват, променял Кирочку на какую-то стерву… и называл стерву ласково, Танюшей.

– Алешеньке скоро четыре… день рождения…

– И что?

Он тянул ее по дорожке, выложенной плиткой, мимо роз, рододендронов, гортензий и клематисов, мимо синих аконитов и ядовитой клещевины с нарядными багряными листьями, мимо кленов и вязов, кустов сирени и первых петель винограда, что лишь примерялись к стене.

– Если бы ты пришел…

– Зачем? – Сергей остановился около беседки. – Вот скажи, на что ты надеешься? Я люблю свою жену, тебе понятно?

– Да.

Они стояли рядом, но не вместе. Снова держались за руки, но не было в этом жесте и тени близости.

– Тогда чего ты от меня хочешь? Денег?

Наверное, если бы он спросил про Алешеньку, какой он, похож ли на него, здоров ли… любую мелочь, Кирочка не ответила бы:

– Да.

– Сколько? – деловито уточнил Сергей.

– Пятьсот, – Кирочка посмотрела на дом, громадина которого застила солнце. Пилястры, портики, горгульи. Белый мрамор. Витражи. Крыша в чешуе-черепице.

– Пятьсот долларов. В месяц.

– Хорошо, – сказал Сергей. – Но здесь ты больше не появляешься. Ясно?

Кирочка дала слово и держала его. Но сегодняшний случай – особый. Она и так ждала долго, мучась сомненьями, и отступила бы, когда б не Алешенька. Все, что делается – делается ради него.

Чтобы он, когда Кирочка умрет, не остался один.

И Кирочка решительно потянула чемодан к воротам. А навстречу вышла рыжая девушка и спросила:

– А вы тоже сюда, да?

Людей прибывало, и дом, в отличие от Саломеи, радовался незваным гостям. Он тянулся, подбирая оборки лепнины, пряча пыль в потоках света и разукрашивая этот свет медовой акварелью витражей.

Но почему в доме с голубями нет голубей?

Саломея обходила комнату за комнатой, не стесняясь, разглядывала вещи, трогала, брала в руки, нюхала. От некоторых воняло плесенью, другие источали тонкий аромат сухих трав и древности, третьи и вовсе не имели запахов.

Ревнивым цепным псом ходила по следу Мария Петровна, уставшая ругаться, но преисполненная опасений. Опасения она озвучивала, хотя дом глушил брезгливые ноты в ее голосе, делая его почти приятным. И Мария Петровна, злясь на дом и Саломею, боролась с обоими на свой манер. Вооружившись массивным блокнотом в кожаной обложке, она методично описывала содержимое каждой комнаты.