Валентина Мельникова - Сибирская амазонка

- Да, но ведь она могла умереть на самом деле?

- Могла. Когда я сказал об этом Ефремию, знаешь, что он мне ответил? "Когда умрет, то бог с нею, а буде оживши, то де ея не оставишь!" Я был поражен! И так сказал отец о своей дочери. Эти люди крайне сдержанны в выражении своих чувств! Очень жестки и немилосердны, даже по отношению к своим близким.

- Но у тебя получилось спасти Евпраксию?

- Как видишь! Через неделю мне доложили: "В заутренний благовест содержащаяся на полковом бекете колодница из стариц Евпраксия Егорова волей божию скончалась и положена была во гроб". Я тут же примчался в гарнизон. Все получилось наилучшим образом. Обмывали и клали ее в гроб три колодницы, тоже из арестованных раскольниц, которые, конечно же, "не заметили" ничего подозрительного. Жалкая кляча поволокла тело, которое положили в дешевый растрескавшийся гроб, в богадельню, или, как ее называли в городе, в "убогий дом". Затем Евпраксию должны были увезти за город, как еретичку, без всякого отпевания, и похоронить вне кладбища без соблюдения православных обрядов. Клячу погонял мужичонка в рваном армяке. Это был один из богатейших граждан Омска, мой верный друг, купец Илья Филимонов.

Он самолично выбрал щелястый гроб, чтобы Евпраксия, которая находилась после голодовки в глубоком обмороке, не задохнулась.

- Тебя не заподозрили в помощи ратникам?

- Нет, никто не догадался. Но давай обо всем по порядку, - предложил Константин. - Получив известие о смерти Евпраксии, я составил соответствующие рапорты: на имя тех, кто был посвящен в эту операцию, что все идет по плану, а тех, кто был не осведомлен, известил, что девица умерла, и в связи с этим я возвращаюсь в Омск для выполнения ранее порученной мне миссии. На самом же деле я уехал в деревню, где стал дожидаться прибытия Ильи и Евпраксии. До "убогого дома" их сопровождал солдат. Когда он ушел, Илья остался с гробом один и вынул из него Евпраксию. Сначала ему показалось, что она и впрямь умерла. Он принялся ее растирать, влил в рот немного вина и вернул ее к жизни. Затем нарядил в мужской кафтан, сапоги, нахлобучил на голову шапку, потому что в тюрьме Евпраксию наголо обрили, чтобы не заедали вши.

- Все обошлось благополучно?

- Если не считать, что в глухом буераке на пути в село их пытались остановить разбойники. Но Илья отстреливался из двух пистолетов, а после бросил пороховую бомбу. Разбойники в панике разбежались.

- И что произошло дальше?

- Евпраксия долго болела, ведь после голодовки от нее остались кожа да кости. Она была тихой и покорной, могла истово, день и ночь напролет молиться, бить поклоны. Мы поверили, что она смирились, но мне никак не удавалось вызвать ее на откровенность. И тогда... - Константин замялся, - и тогда я пошел другим путем. Решил, что она должна полюбить меня, чтобы полностью довериться мне.

- И полюбила?

- Да, - ответил тихо Константин, - как это ни удивительно, да, полюбила.

- И ты не чувствовал себя мерзавцем?

- Поначалу нет. Я выполнял задание и считал, что для этого любые средства хороши. Но после, когда я привязался к ней, когда узнал, что у нее будет ребенок... Тогда я понял, что поступаю гнусно, ведь мы никогда не смогли бы быть вместе.

К тому же я старался не думать, что станет с Евпраксией, когда я добуду "Одигитрию" и те книги, которые они прятали в глухой тайге. О своих сомнениях я рассказал Илье Филимонову. Я не знал, что Евпраксия стояла под открытым окном и слышала весь наш разговор. Той же ночью она сбежала. Позже я узнал, что она вытравила ребенка, чуть не умерла от потери крови, но выжила и вскоре бесследно исчезла. С тех пор поиски ратников веры стали для меня делом жизни. Я поклялся отыскать их во что бы то ни стало! И отыскал. Тогда, в Североеланске, я уже знал, что они собирались ограбить купца Чурбанова, но кто-то их опередил.

- Опередил? - поразился Алексей. - У меня и тени сомнения не было, что это проделали ратники.

- Нет, - жестко ответил Константин, - они поспели к разбитому корыту. Правда, побывали в комнатах, где хранилась коллекция, но то, что искали, уже исчезло. Похоже, злоумышленники работали по наводке и знали, что ратники тоже точат зуб на эти книги.

- Ты предполагаешь, кто это мог проделать?

- Предполагаю, но не очень уверен. Знаешь, как в детских кубиках, никак не складывается картинка. Какого-то фрагмента не хватает.

- И ты нанялся в экспедицию, чтобы попасть к Шихану и добыть этот фрагмент? А если это люди Корнуэлла постарались? Признайся, не исключен и такой вариант?

- Ну, вцепился, - рассмеялся Константин, - одно слово - легавый! Точно не обещаю, но, кажется, уже сегодня этот недостающий фрагмент станет на свое место.

- Что ж, не хочешь говорить, не надо, - обиделся Алексей. - Своим умом дойдем!

- Дойдете, если позволят, - произнес с явной насмешкой Константин. Если не отправят на корм червям. Я думал, Евпраксия захочет поговорить со мной, но, кажется, она совсем не расположена мирно беседовать.

- Скажи честно, ты любил ее по-настоящему или все же выполнял задание?

- Какое это имеет значение? - неожиданно рассердился Константин. - Не твоего ума это дело!

- Не хочешь говорить, не надо, - опять повторил Алексей. - Но все равно нужно разговаривать, чтобы время быстрее тянулось. Я очень беспокоюсь за Ивана. Неужто они убили его?

- Скорее его уже постригли в монахи, - ответил Константин.

- В монахи? - поразился Алексей. - С какой стати?

- А у ратников обычай такой: если чужой человек даже ненароком прикоснется к их священной одежке, значит, совершил тяжкий грех. И загладить его можно лишь пострижением этого негодяя в монахи. Скажи, разве твой Иван не хватал Евпраксию, не прижимал к своей мощной груди? Вот теперь и расплачивается!

- Но я тоже к ней прикасался...

- Значит, и тебе макушку выстригут <����Обряд пострижения в монахи включает в себя крестообразное выстрижение волос на голове, означающие "отпадение помыслов, влекущих к миру".>. Готовься... - Константин не выдержал и рассмеялся.

- Ты шутишь, - произнес Алексей с облегчением, - в монахи путь Ивану заказан. Ведь у него пятеро детей, и младшему не исполнилось еще двух лет.

- Это роли не играет. Жалостью к детям их не проймешь! Их с детства воспитывают фанатиками. В аскетизме, презрении к боли, готовят к лишениям, учат долго обходиться без пищи и воды. Между собой они редко называют себя ратниками веры. Чаще величают себя "Михайловой ратью", потому что своим покровителем считают архистратига Михаила.

Главное в их жизни - охрана святынь. "Одигитрии" - в первую очередь! С малых лет им внушают: погибнет "Одигитрия", погибнут все, кто исповедует старую веру, и тогда землей полностью завладеет антихрист.

- А какую роль играют дети, которых они забирают в скитах? Некоторых затем возвращают, некоторых оставляют у себя. Зачем?