Валентина Мельникова - Сибирская амазонка

Он повернул голову. Константин бросил на него быстрый, откровенно насмешливый взгляд. И в этот момент человек с бородкой откинул с головы капюшон. Сейчас он был без очков, но Алексей тут же узнал его, испытав при этом немалое потрясение.

- Г-г-голдовский? - произнес он, заикаясь от неожиданности. Иннокентий Владимирович? Но как же так?

- Прошу прощения, Алексей Дмитриевич, что ввел вас в заблуждение, весьма учтиво произнес Голдовский. - Но Иннокентий - мое мирское имя, здесь меня знают как старца Василия.

- Старца? - воскликнул Алексей и вновь посмотрел на Константина, словно искал у него помощи.

Тот усмехнулся:

- Что я тебе говорил? Разве явление старца в подобном обличье для тебя не сюрприз?

- Постойте, - Алексей помотал головой, словно застоявшаяся лошадь, но это, как ни странно, помогло ему собрать свои мысли в кучку. - Выходит, убили совсем не вас, Иннокентий Владимирович, а кого-то другого? Но с какой целью вы затеяли этот маскарад?

- Чтобы выиграть время, - ответил старец. Речь его была грамотной и не изобиловала старославянской лексикой, как у той же Евпраксии. Сложив руки на груди, он прошелся взад-вперед по комнате и остановился напротив Алексея.

И тому показалось, что старец намеренно не обращает внимания на Константина. - Мы давно следили за Чурбановым.

Нам удалось узнать, что книги, похищенные у Измарагды Арсеньевой и Версавии Коломейцевой, попали в коллекцию купца, хотя он не слишком любил рассказывать о своих новых приобретениях. Однако нам удалось подкупить повара любовницы Чурбанова и через него устроить на кухню купца своего человека.

- Но ведь вы не признаете деньги, как вы сумели подкупить повара? удивился Алексей.

- Ради святого дела не возбраняется грешить, - сухо ответил старец. - И не твоя забота, никонианин, как мы свои грехи отмолим. А хочешь слушать, слушай, иначе никто тебе ничего не расскажет. И кто тебе сказал, что подкупить можно только деньгами?

- Я слушаю, - смирился Алексей.

- Через этого человека мы узнали, какие книги были похищены у стариц. Кроме того, сам Чурбанов пригласил меня осмотреть самую ценную из древних книг "Житие Александра Невского". Об этом тебе уже известно, никонианин.

- Я понимаю, - кивнул головой Алексей, - вы все узнали, тщательно готовились, но почему так бездарно прошляпили эти книги? Почему позволили себя опередить?

- Выходит, так господу угодно было. - Старец обернулся и перекрестился двумя перстами на темные образа, слабо освещенные жидкими огоньками свечей. - Бог молитву людскую повсюду слышит и козявочку маленькую под листком видит и бережет - и ухо его святое везде, и рука его благая повсюду.

Как то ему пожелается, так тому и быти!

- А господь, видать, не на вашей стороне, если позволил священные книги украсть! - не сдержался и весьма язвительно произнес Константин. - Сначала у старух, потом у Чурбанова... Почему он их в ваши руки не дает? Или столько грехов накопили, что уже никакими постами и молитвами не загладишь?

- Молчи, никонианский пес! - Глаза старца сузились. - Не тебе об этом судить. До нас еще положена вера православная. Так и лежи она вечно, во веки веков! А то такие, как ты, переучивать кнутами стали - экие апостолы! А люди погибают, невинная кровь льется. Истинные христиане по вертепам прячутся, в дебри глухие стремятся, как в оно время <����Во время оно, то есть очень давно.>, при мучителях римских...

- Простите, - сказал Алексей виновато, - мы здесь не для того, чтобы вести богословские споры. Расскажите, как вы у Корнуэлла в секретарях оказались? Неужто его люди замешаны в краже этих книг? Но зачем они им понадобились?

И куда вы подевали Ивана? Он здесь, в крепости, или его уже нет в живых?

Но старец, кажется, даже не слышал его вопросов, потому что разгневался не на шутку. Его речь тотчас утратила европейскую изысканность и учтивость, настолько крамольные речи Константина вывели его из себя:

- Щепотью сморкаешься, сатанинское отродье, а потом ею крест творишь! выкрикнул он с яростью. - Или забыл, что двоеперстие испокон веку было, пока седьмой фиал благости господней на небеса не забрали, отсюда и смута пошла?.. - Старец Василий вновь натянул капюшон на голову и приказал ратникам, которые продолжали удерживать пленников:

- В темницу малакайников! По удару колокола выведите их на голгофу.

- голгофу? - поразился Алексей. - Откуда здесь голгофа?

- Увидишь, - усмехнулся старец, - а пока молись, никонианин, чтобы смерть легкой была. Тебе дам выбор, а ему... - он посмотрел на Константина.

Тот, склонив голову, смотрел на Василия в упор.

- Позволь поговорить с Евпраксией, - глухо произнес" он. - Позволь попрощаться...

- Напрасно все, - голос старца прозвучал неожиданно миролюбиво, оставь ее, не тревожь! Уйди с миром, не заставляй ее вспоминать...

Ратники молча ухватили их за руки и поволокли к выходу.

Константин все ж сумел повернуть голову и прокричать:

- Она будет присутствовать на казни?

- Да, - односложно ответил старец. - Но она не подойдет к тебе, не рви ей душу, не искушай...

Их опять водворили в темницу, но руки развязали, как оказалось, на время, для того, чтобы накинуть на них холщовые серые балахоны с выведенным на спине и груди охрой восьмиконечным крестом. Затем их связали снова. После этого узников оставили одних. Но теперь оба знали, что минуты их жизни уже сочтены.

Глава 31

Двери темницы захлопнулись. На этот раз узников всего лишь притянули за руки к столбу. Правда, глаза завязали, словно они могли что-то разглядеть в окутавшей их кромешной темноте. Теперь они могли стоять во весь рост, не сосредотачиваясь на тех неприятных ощущениях, к которым приводит сидение на корточках.

- Зачем на нас напялили эти балахоны? - спросил Алексей.

- Не хочу тебя огорчать, но, вероятно, это одежда смертников, - пояснил Константин.

- Честно сказать, меня мало беспокоит, в чем я отдам концы, - пробурчал Алексей. - Надеюсь, что к нам, с учетом твоих заслуг, отнесутся более снисходительно и не скормят на ужин мошке.

- Надейся, что еще нам остается! - вздохнул Константин и вдруг оживился:

- Но каков Голдовский? Каков сукин сын! Провел вас с Иваном, как сопливых младенцев!

- Так ты с самого начала знал, что убили не Голдовского? Знал и молчал? - поразился Алексей.

- Что значит, с самого начала? По-моему, это весьма относительно: сначала, с самого начала... Какая разница? Просто кто-то ответил за свои ошибки. Для меня это неважно.

Важнее, что и мне, и тебе тоже придется расплачиваться за собственные грешки. И боюсь, в самое ближайшее время!

- Лично меня сейчас волнует Иван, а не чудесное воскрешение Голдовского, - буркнул Алексей. - Этот прохиндей словно не слышал, о чем я его спросил" Может, Ивана убили еще на заимке?