Диана Бош - Улыбка бога

– Такие кресты известны с одиннадцатого-двенадцатого веков, на Руси они стали широко распространены несколько позже – в четырнадцатом-пятнадцатом. А вот эти белые полевые лилии, – Воронцовский указал на концы креста, – по-славянски назывались «крины сельные» и символически напоминали слова Христа о Своем Служении: «Я – лилия долин!» – говорил Господь. Голубой бриллиант в центре символизирует небо, черные – землю, а рубины – кровь, пролитую на полях сражений. Далекий предок был одарен этим крестом за верную службу царю, а мне он достался по наследству.

– Очень интересно. – Илья достал из футляра ювелирный монокуляр, привычным жестом вставил его в глаз и принялся изучать драгоценный камень в центре креста.

«Прозрачный синий бриллиант, – думал он, – природный Fancy Vivid Blue. Редкость несомненная. Недавно подобный был продан с аукциона «Сотбис» за девять с половиной миллионов долларов...»

Он долго разглядывал камни, украшающие крест, тщательно оценивая каждый из них. Черные бриллианты тоже оказались уникальны – прозрачные, не «отягощенные» массой графитовых включений, типа карбонадо. Разумеется, их стоимость была несколько ниже, чем у белых, но тоже достаточно высока.

Все это время Василий Савельич сидел молча, напряженно вглядываясь Илье в лицо. И только когда тот отложил в сторону монокуляр, нетерпеливо спросил:

– Ну, что скажете, голубчик? Какова цена этого волшебства?

– Учитывая стоимость каждого камня в отдельности и художественную ценность самого украшения, я бы вам рекомендовал выставить крест на аукцион с начальной ценой в пятнадцать миллионов долларов. Если понадобится моя помощь, я всегда к вашим услугам.

Сказал, и вдруг опять поймал себя на ощущении нереальности происходящего. Слишком алчно загорелись у Воронцовского вдруг глаза, когда он услышал о стоимости креста. Чересчур суетливо он попытался это скрыть, будто актер на сцене, который на мгновение вышел из роли. И это было странно – как можно владеть сокровищем и не знать даже примерной его цену?!

– Спасибо, голубчик, я подумаю, – Василий Савельевич стал по-прежнему невозмутим и аристократичен. – Тяжело, знаете ли, расставаться с фамильными драгоценностями, но если не будет другого выхода, я все-таки решусь. Такие цены сейчас на все, такие цены...

Воронцовский вздохнул и вытер скупую слезу, бежавшую по щеке.

День для ноября выдался солнечный, теплый. Воробьи радостно орали в ветвях, то ли вообразив, что пришла весна, то ли радуясь последнему теплому дню. Уже завтра обещали десять градусов мороза, и, пожалуй, все-таки птицы догадывались об этом.

«Вот она, детская непосредственность бытия, – думал Илья, подставляя лицо холодному осеннему солнцу. – Дети, птицы, животные – они радуются тому, что имеют, и не переживают о завтрашнем дне. Живут так, будто бы завтра никогда не наступит. Не зря в Библии сказано: «Будьте как дети». Мы же все время ожидаем страшное «завтра», которое, может быть, никогда не наступит, и отравляем тем самым себе жизнь».

Он улыбнулся и старательно выбросил все тревожные мысли из головы. На какое-то время пришло ощущение блаженства, будто он окунулся в нирвану. Сигнал опасности возник неожиданно. Он зародился черной точкой в мозгу и, постепенно заглушая ощущение счастья, начал расти.

Илья в смятении пытался понять, отчего вдруг у него на душе стало так тягостно и мрачно. Единственное, что пришло на ум – странный старик, князь Воронцовский. Какие-то мелочи, нюансы, не вписывающиеся в общую картину детали. Голос, поведение, речь. И чем больше проходило времени, тем острее вспоминалась его фальшь и тем тревожней становилось на душе.

«Да что тебе с того, в конце концов? – мысленно заспорил сам с собой Илья. – Ну хочется старику выглядеть знатным аристократом, ну придумал он себе родословную, забил квартиру антиквариатом – и что с того? Ты-то тут при чем? Выполнил свою работу и ушел. Никому ничего не должен. Но откуда у него этот крест, если он не по наследству ему достался? Такому изделию цены нет! Да, вещь дорогая, но тебе нет до него никакого дела. Может, он его в карты выиграл или получил в наследство от прабабки, наконец, купил. Ты-то ничего о его возможностях не заешь!»

Успокоив себя таким образом, Илья свернул в кофейню и сел за свой любимый столик в углу. Достал журнал, открыл и углубился в чтение. Тревога постепенно отпустила.

Пять дней спустя за этим же столиком произошло еще одно немаловажное событие, которое повлияло на весь дальнейший ход нашей истории. Выпив крепкий кофе с коньяком, чтобы взбодриться после рабочего дня, Илья достал газету. Он купил ее еще утром, но так и не успел открыть. На последней странице в глаза сразу бросился заголовок: «Происшествия. Загадочное убийство коллекционера»

Дальше журналист со знанием дела и смакованием подробностей описывал квартиру князя Воронцовского и сам способ убийства. Прочитав, что старику был нанесен удар по голове тупым тяжелым предметом, Илья сразу вспомнил бронзовый бюст Мольера, стоявший в прихожей, и зябко поежился.

– Господи, за что же его так? Божий одуванчик явно не заслужил столь жестокой смерти.

Перед глазами возник желтоватый гладкий череп с окружавшими его невесомым пушком. Старик хитровато щурился и грозил ему пальцем. И тут же воображение нарисовало как, должно быть, он выглядел после: кровавое месиво из мозгов и седых волос.

К горлу подступила тошнота.

«Одна из версий следствия, – писал дальше журналист, – убийство с целью ограбления. По показаниям анонимных свидетелей, из квартиры исчез драгоценный византийский крест. Накануне убийства покойный вызывал ювелира на дом, чтобы оценить необычайно дорогое старинное украшение. Пропало ли что еще из квартиры и кто из знакомых коллекционера причастен к убийству, пока выясняется».

По всему получалось, что старик был убит в тот же день, когда к нему приходил Илья. Труп пролежал несколько дней в квартире, пока соседка не заподозрила неладное и не вызвала милицию.

Тревога опять вползла скользкой гадиной глубоко в сердце и стала ворочаться там, вгрызаясь острыми зубами.

«Этого не может быть, – подумал Илья. – Нет. Это полнейший бред. У меня репутация, я достаточно известен в своих кругах. Никто не посмеет заподозрить меня в убийстве. Отпечатки пальцев! – тут же стрельнуло в мозгу и стало трудно дышать. – Я же там за все подряд брался...»

Илья нервным движением расслабил узел галстука и посмотрел в окно. Людской поток равнодушно тек мимо, все куда-то спешили по своим делам, и никому не было до него ни малейшего дела.

Только для Ильи все в момент изменилось. Кофе с коньяком стал безвкусным, а рабочие проблемы, которые казались такими актуальными и важными еще недавно, потеряли свою остроту. Почудилось, что все и он сам, набирая скорость, падает в пропасть.