Виктор Пронин - Купите девочку

– Что ж, мужик ты свирепый, боюсь я тебя, снимать наручники погожу... – Пафнутьев вышел из-за стола и приблизился к Самохину. – Обшарить тебя надо...

– Если надо – обшарьте. Только денег при мне нет.

– Перебьюсь, – ответил Пафнутьев и, пробежав пальцами по карманам, извлек удостоверение, затертое, залитое чем-то жирным и липким, что тем не менее подтверждало его подлинность. Была там и фотография владельца. Торжественный, при галстуке, в белой рубашке, но самое главное – Самохин. И тут же были указаны его фамилия, имя, отчество. Пафнутьев убедился, что тот не соврал. – Где работаешь, господин Самохин?

– Ладно, начальник... Допрашивать – допрашивай, а чего обзываться? Не надо меня оскорблять.

– Как же это я тебя оскорбил? – удивился Пафнутьев.

– Какой я тебе господин? Издеваетесь?

– А как же тебя называть?

– Товарищем называйте, гражданином... Можно и Мишей. – Самохин улыбнулся.

– Ладно, – согласился Пафнутьев. – А мама тебя как в детстве звала?

– Да ну, – застеснялся Самохин, – Мих-Мих... Так она звала, царство ей небесное.

– Где работаешь, Мих-Мих?

– Семнадцатое домоуправление.

– Кем?

– Говорил же, сантехником.

– Ребенка там спер?

– Нет. Какие дети в домоуправлении? Там другого добра навалом.

– А где?

– Сколько мне светит?

– Сколько... – Пафнутьев подумал, посмотрел в окно, пожевал губами. – Года три – это точно. А если у тебя еще и слава дурная, то все пять.

– Это что такое – дурная слава?

– Раньше сидел?

– Сидел.

– Значит, слава у тебя дурная. Готовься пять лет отсиживать.

– Многовато...

– Согласен. Но тут от меня ничего уж не зависит.

– Зависит, – упрямо повторил Самохин. – Все от тебя зависит. Не надо мне мозги пудрить. Может, договоримся, а?

– Согласен, – ответил Пафнутьев, не задумываясь ни на секунду. – Готов поторговаться. Что ты предлагаешь?

– Я отвечаю на все ваши вопросы, а вы отпускаете меня на все четыре стороны, – твердо заявил Самохин. – По рукам?

– По ногам, – ответил Пафнутьев и набрал номер Шаланды. Тот оказался на месте. Что-то странное происходило в последнее время с Шаландой – он не торопился домой, никуда не торопился, стараясь подольше задерживаться в кабинете. – Пафнутьев беспокоит!

– Чем могу? – сдержанно произнес Шаланда.

– Ты в самом деле чем-то можешь?

– Не понял? – обиделся Шаланда.

– Слушай меня, Шаланда... По твоей службе не было сообщения о пропаже ребенка?

– Какого ребенка? – не понял Шаланда.

– Двуногого. И руки у него тоже две. Два уха, два глаза... Ну, было сообщение?

– Сколько лет ребенку?

– Года нет. Похоже, ему и месяца нет.

– Совсем крошка? – заулыбался Шаланда, но тут же опять сделался серьезным. – Не было.

– Но мимо тебя такие вещи не проходят?

– Никогда!

– Рад был слышать тебя, Шаланда! – и Пафнутьев положил трубку. Но тут же снова поднял ее и набрал номер телевизионных новостей. Был у них там верный человек, который иногда брал на себя смелость посылать в эфир сообщения, позарез необходимые Пафнутьеву. Иногда это были рискованные сообщения, иногда откровенно провокационные, но каждый раз за ними стояли интересы очередного расследования. Валентин Фырнин когда-то работал в Москве, но времена изменились. В журналистике понадобились другие люди – шустрые, наглые, без всяких там угрызений, сомнений, колебаний. И Фырнин оказался не ко двору. Выгнали Фырнина из редакции. Пафнутьев перетащил его в свой город, запихнул на телевидение и получил надежного соратника и собутыльника.

Тайный агент Пафнутьева оказался на месте. Он и не мог не оказаться, поскольку через полчаса должны были выйти новости.

– Валя? – вкрадчиво спросил Пафнутьев. – Здравствуй, дорогой. Паша тебя беспокоит.

– Какой Паша? – не сразу сообразил тот.

– А их у тебя много, Паш?

– Все! Врубился! Записываю!

– Записывай... Полчаса назад возле центрального универмага задержан некий Самохин Михаил Михайлович, который продавал девочку, не имея на это соответствующей лицензии.

– А что, на это дают лицензию? – ошалело спросил Фырнин.

– Нет, – ответил Пафнутьев. – Не дают. Поэтому у него и не было такой лицензии. Продолжаю... Родители, у которых был похищен ребенок, могут обратиться на телевидение по телефону... Номер сам назови, который считаешь нужным.

– Сколько же он просил за девочку?

– Он заломил кошмарную цену... Три бутылки водки.

– Надо же, жлоб какой! – пробормотал Фырнин. – Записал. Дальше.

– В настоящее время продолжается допрос задержанного в городской прокуратуре. Получены первые чистосердечные показания. Задержанный вины своей не отрицает, однако же и не раскаивается.

– Раскаиваюсь! – подал голос Самохин.

– Валя... Исправь последние слова... Он уже раскаивается и заверяет правосудие, что воровать девочек больше не будет.

– Кстати, а сколько красавице?

– Думаю, меньше месяца...

– Младенец?! – не то ужаснулся, не то восхитился Фырнин.

– Потому и цена такая, – ответил Пафнутьев. – Валя, ты меня понял? Это очень важно.

– Будет, Паша. Мы начнем новости с этого сообщения, а в конце еще раз повторим. Включай телевизор. Через три минуты город вздрогнет от ужаса и возмущения. Через три минуты! Пока!

Пафнутьев положил трубку, некоторое время смотрел на нее, прикидывая, все ли сказал, не упустил ли чего.

– Напрасно вы это, – проговорил Самохин обиженно. – Не надо было... На весь город ославите...

– Слушай! – возмутился Пафнутьев. – Ты ребенка спер! Надо же родителей найти!

– Не найдете, – произнес Самохин так тихо, что Пафнутьев с трудом разобрал эти странноватые слова.

– Почему?

– Потому, – Самохин исподлобья взглянул на Пафнутьева. – Потому, – повторил он. – Я же предлагал договориться... Вы отказались. Как будет угодно, – добавил Самохин.

– Думаешь, поздно нам с тобой договариваться? – спросил Пафнутьев, обеспокоенный последними словами Самохина. Было в них что-то истинное, Самохин не пытался выкрутиться, он просто предложил уговор, и что-то важное стояло за этим предложением. Люди в его положении могут предложить деньги, много денег, но он вел себя иначе.

– Поздно, Павел Николаевич. Теперь я буду молчать, как асфальт. Нет, как бетон. Нет, как железобетон.

– Разберемся, – пробормотал Пафнутьев. – Искреннее раскаяние, помощь в поисках родителей ребенка... Это тебе помогло бы.

– Вы не найдете родителей.

– Почему?

– Их нет.

– В каком смысле? – насторожился Пафнутьев, опять остро почувствовав второй смысл в словах Самохина. – Они умерли? Их убили?

– Они живы... Может быть, и живы... Но их нет.

– А ты не хочешь выразиться понятнее?

– Может быть, потом. Сейчас не могу.

– Как знаешь.