Антон Леонтьев - Девять с половиной идей

– Дорогой, – сказала Оля уже в завершение праздника, – у меня есть для тебя сюрприз.

– Какой? – спросил он, начиная целовать ее. Это несколько сбивало Ольгу, сцену объявления о ребенке она представляла себе более строгой, но так было даже интереснее.

– Дорогой, – повторила Оля, – мне нужно сказать тебе кое-что очень важное. Скоро наша свадьба, и я хочу, чтобы ты знал…

– Что, Оленька? – спросил Анатолий, продолжая покрывать ее тело поцелуями. – Что ты хочешь сказать? Что любишь меня?

В этот момент раздался пронзительный звук рации, которую Анатолий всегда носил с собой. Он, приподняв голову, скривился:

– Даже в такой день, когда я могу расслабиться и побыть со своей невестой, они не оставляют меня в покое. Что делать, наша служба и опасна, и трудна.

Взяв рацию, он выслушал какое-то краткое сообщение. Потом, повернувшись к Оле, обнял ее:

– Как всегда, вызов в самое неподходящее время. Один рецидивист, за которым мы охотимся уже месяц, наконец-то пришел к своей любовнице. Мне надо идти, но это не займет много времени, задержим его – и я сразу же к тебе. Максимум через час. Кстати, ты хотела что-то сказать мне, это какой-то сюрприз? – продолжал он, одеваясь.

Оля, наблюдая за ним, подумала, что сообщать такую новость в спешке – не самое мудрое решение. Ведь Толя сказал, что скоро вернется. И тогда в их распоряжении будет вся ночь, долгая осенняя ночь, и она скажет, что он станет отцом. Это должно произойти в мае, ближе к лету.

– Нет, Толя, – ответила она. – Подожду, когда ты возвратишься. Это надо обсудить не спеша. Но сюрприз будет приятный, можешь мне поверить!

– Я тебе верю, милая, – ответил он, смеясь, поцеловал ее и сказал: – Я скоро, не пройдет и пары часов, как я снова буду здесь. И мы займемся тем, от чего нас отвлек звонок. Боже, как я жду этого часа!

Оля не знала, что это была последняя фраза Толи, что она никогда не сможет обменяться с ним кольцами. Но в тот вечер конца октября, когда погода начала портиться, шел мелкий затяжной дождь, грозивший перерасти в ливень, она не чувствовала тревоги или предупреждающего сигнала. Интуиция любящей женщины, если она и существует, в тот день отказала ей. Оля была уверена, что все будет хорошо, и с нетерпением ждала, когда вернется Толя.

Было около десяти вечера, когда наконец зазвонил телефон. Оля, которая с минуты на минуту ждала возвращения любимого, бросилась к телефону. Что-то ей подсказывало, что это он, и, ничего не подозревая, даже не обращая внимания на то, что трель звонка звучит как-то неумолимо и страшно, она сказала в трубку:

– Алло, Толя, это ты, милый?

В трубке сначала молчали, а потом раздался голос Татьяны Федоровны, безжизненный, какой-то тусклый и слишком собранный.

– Это его мама, – ответила она и замолчала.

– Да, Татьяна Федоровна! – отозвалась Оля, опять не чувствуя ни малейшего покалывания в сердце. Она даже не спросила, что случилось, потому как была уверена, что все хорошо.

– Оля, – произнесла мать Анатолия. – У меня к тебе… – Тут она не выдержала и начала всхлипывать в трубку. Потом она пыталась еще что-то сказать, но у нее не получалось. Рыдания становились все сильнее, голос ее слабел, и она замолчала.

– Что такое? – наконец спросила Оля, чувствуя, что у нее холодеют руки. Какой-то безжизненный холод вселялся в нее, но она еще не могла помыслить, насколько все серьезно.

Ей показалось, что на том конце провода уронили трубку, потом воцарилось молчание, и Оля безуспешно пыталась позвать Татьяну Федоровну. Та не отзывалась. Наконец кто-то взял трубку. Это был отец Толи.

– Ольга, это Николай Анатольевич, – сказал он. – К сожалению, должен вам сообщить, что Анатолий получил тяжелейшие ранения. Надежды на спасение практически нет, но ему сейчас делают операцию. Приезжайте как можно скорее. Вы нужны ему…

Похожие на мерные и тяжелые пощечины гудки завершили его короткий монолог. Оля сидела в кресле, прижимая к себе трубку. Сказанное с большим трудом доходило до ее сознания. Толя ранен, он умирает… Это кошмарный сон, наваждение, бред… Это все, что угодно, но только не правда, он не может умереть, не может… Умереть, так и не узнав, что будет отцом…

Но шок от известия прошел, осталась надежда на то, что все не так страшно, как сказал отец Толи. Ольга, чувствуя, что мысли захлестывают ее, бросилась на улицу.

В мрачном, серо-зеленом коридоре больницы, куда Оля приехала около двух ночи, заплатив бешеные деньги таксисту, было все абсолютно спокойно. Первый, кто бросился ей в глаза, был Николай Анатольевич, который сидел в порезанном кожаном кресле, глядя в одну точку. Его жены не было. И именно в тот момент что-то подсказало Ольге, что все им сказанное – правда. Но ей требовалось самой убедиться в этом, ей требовалось увидеть Толю.

– Он… Толя… умер? – спросила она, садясь рядом с Николаем Анатольевичем.

Отец Толи поднял голову, но продолжал смотреть в стену.

– Да, – глухо ответил он. – Десять минут назад. Его мать еще не знает об этом… – Он затрясся в беззвучных рыданиях.

Следующая ночь была самой ужасной в Олиной жизни. Только теперь, когда в городе пошел первый снег, Оля поняла, что Толя никогда больше не зайдет в эту квартиру, она больше никогда не обнимет его, не почувствует на губах его поцелуй… Все это в прошлом, в прошлом…

Слез не было, ее душили какие-то сдавленные, сухие и недолгие рыдания, Ольга не могла заставить себя плакать. Все, что накопилось в душе, не выходило наружу. Оля, готовая к тому, что у нее будет истерика, ошиблась. Было только мерзкое ощущение невосполнимой потери, ощущение, что прошлое невозвратимо и что самое лучшее осталось позади. Неужто произошло то, чего просто, как она считала, не могло произойти?.. Толя ушел от нее… И с этим ей придется жить.

Именно жить, а не существовать, хотя бы ради того, кто еще не родился. Сейчас, как никогда, надо быть собранной и невозмутимой, слезы будут потом, а сейчас главное – ребенок. Их с Толей ребенок.

Родители Толи, узнав, что Оля беременна, воспрянули духом. Для них он значил очень многое – ребенок их Толи… Они уже строили планы, как будут воспитывать внука или внучку. Оля видела, что они, постаревшие и поседевшие в одну ночь, снова возвращаются к жизни. И она поняла, что должна жить ради ребенка…

Депрессия длилась около двух недель, потом, в основном под влиянием наставлений тетки и родителей Толи, что главное – это хорошо питаться, Оля воспряла к жизни. Теперь она не имела права быть слабой. От нее зависит жизнь маленького существа внутри ее. Но быть сильной так тяжело…

Она вновь стала посещать занятия в университете. Те, кто знал о ее трагедии, заметили, что Ольга изменилась к лучшему, стала загружать себя работой до изнеможения, засиживаясь в библиотеках до самой ночи. Дома делать было нечего, а предаваться терзающим ее душу воспоминаниям ей не хотелось. Но на самом деле депрессия не ушла, Оля загнала ее внутрь, и только в самые темные ночи, когда знала, что ее никто не видит и не слышит, она позволяла себе немного слез.