Антон Леонтьев - Девять с половиной идей

Вечером того же дня Инна имела возможность увидеть семью своего брата. Его жена, миловидная, но рано постаревшая, плохо одетая, со сгорбленными плечами, плелась домой с ребенком, таща какие-то сумки. Инна подошла к ней и спросила:

– Вы Света Блажко?

Та, испуганно посмотрев на нее, ответила утвердительно. Инна дала ей пятьсот долларов, единственное, что могла сделать для нее. Каждый сам выбирает свою судьбу, и Светлана была не в меньшей степени виновата в своей участи, чем ее пьянчуга-муж. Та взглянула с ужасом на деньги, отшатнувшись от Инны.

– Берите, – сказала ей Инна. – И не показывайте Алексею, спрячьте, вашему сыну это пригодится, когда он подрастет.

Она оставила ее около подъезда, растерявшуюся, с ребенком, который прижался к ней. Инна понимала, что Алексей, обнаружив эти деньги, моментально пропьет их, предварительно избив жену, но ей почему-то не было Свету жалко. Лицезреть своего брата, которого Инна помнила подростком, мальчишкой, шлявшимся с плохими компаниями, рано начавшим выпивать и курить, она смогла только мельком. Если бы ей не сказали, что это он, Инна никогда бы не узнала в тощем, небритом, плохо одетом мужике, с растрепанными жидкими волосами, того веселого, но слабовольного парнишку, который остался в ее памяти.

Он, проходя мимо нее с приятелями, уставился на Инну, которая резко выделялась на фоне местных женщин.

– Во сучка, – произнес Алексей, блестя двумя железными зубами. – Я б такую отымел зараз, а, парни?

Те также глядели на нее, пуская терпкий дым дешевых сигарет.

Инна подошла к алкашам, под их улюлюканье взяла брата за пальто, хорошенько тряхнула, отпихнула его дружка, который пытался схватить ее, и проговорила:

– Вот каким ты стал, Леша… Я бы простила тебе все, но не то, что ты бросил собственную дочь.

Оттолкнув его так, что тот едва не упал, она пошла прочь, сопровождаемая запоздалой руганью и трусливыми угрозами в свой адрес.

Инна посетила и единственный детский дом в городе, где находилась ее племянница. Она всегда знала, что медицина не в почете в этой стране, но нищета и энтузиазм врачей, которые, работая за копейки при полном отсутствии и лекарств, и техники, творили чудеса, просто поразили ее.

– Да, конечно, – ответила на Иннин вопрос главный врач. – Аня еще тут. И не думаю, что она когда-нибудь обретет родителей. Понимаете, при нынешнем финансировании и упадке технологий она не может рассчитывать на то, что когда-либо сможет нормально ходить. Вы первая, кто интересуется ею. Честно говоря, это не редкость, что родители, узнав, что у их детей церебральный паралич или болезнь Дауна, как котят, выкидывают тех, кто больше всех нуждается в родительской любви и тепле. Да, у Ани церебральный паралич, это практически приговор. А вообще девочка умная, не каждый ребенок в год бывает таким развитым…

Она отвела Инну в палату, где лежали крошечные дети. Они не кричали, как другие младенцы, они смиренно ждали своей участи, может быть, понимая, что уже обречены.

– В простом детском доме еще можно рассчитывать на то, что детишек кто-то усыновит, – продолжала врач. – А таких… Я работаю здесь уже двадцатый год и прекрасно знаю, что такие детки, к сожалению, не живут больше двадцати пяти лет, это для них максимум. И вот что обидно, те, кто просто имеет какой-то физический недостаток, который не так уж сложно устранить оперативным путем, но который страшно пугает родителей, превосходят своих нормальных сверстников в умственном развитии. Посмотрите, вот Катя, – они остановились около постели, на которой лежала маленькая девочка, – у нее волчья пасть. В принципе, ничего ужасного, но первое впечатление пугающее. Поэтому мать по настоянию бабушки оставила ее в роддоме, так она попала к нам. И представляете, уже учится читать, и это в год и семь месяцев!

Увидев Аню, Инна поняла, что она должна стать ее ребенком. Маленькая, безучастно лежащая на спине, с искривленными ножками, она осмысленно смотрела на нее и… улыбалась.

– Подрастут, – вздохнула врач, – и их отправят в интернат, это, конечно, тех, кто останется жив. Ведь смертность среди них в детские годы достигает сорока-пятидесяти процентов.

– Что требуется вашему интернату? – задала вопрос Инна.

– Что? – удивилась врач, которая наверняка никогда еще не слышала ничего подобного. – Вы имеете в виду из оборудования? Да много чего! Но сейчас хотя бы сделать небольшой ремонт, а то в отделении для новорожденных такая трещина в стене, зимой ее приходится законопачивать и занавешивать одеялами, потолки протекают, а про сантехнику уж молчу…

Инна затратила совсем небольшую сумму на то, чтобы привести детский дом в божеский вид. Еще через месяц в этот провинциальный городок завезли такое оборудование, которое было редкостью и в московских институтах.

– Что нам с ним делать? – изумлялась главврач. – Я не могу поверить, что все это для нас… И за что?

– За что? – переспросила Инна. – Честно говоря, я хочу только одного. Удочерить Аню, и вы должны помочь мне в этом.

Процесс удочерения ребенка иностранцем оказался чрезвычайно сложным. Складывалось впечатление, что многочисленные чиновники, выраставшие на пути Инны, как грибы, доселе не ведавшие о существовании Ани и плевавшие на всех других инвалидов, вдруг рьяно ополчились против того, чтобы девочка покинула пределы практически отрекшейся от нее родины. Для кого-то наверху было предпочтительнее, чтобы дети, срочно нуждавшиеся в лечении и любви, оставались здесь, страдая и умирая до достижения совершеннолетия, чем если бы какой-то богатый человек с Запада взял их на воспитание. Пресса подняла большой шум, крича, что отдавать детей за границу – позор для державы, но о том, что еще больший позор для державы так относиться к инвалидам, все молчали.

Однако деньги любят все, поэтому, пройдя череду инстанций, где у каждого более высокопоставленного чиновника был более высокий тариф, Инна добилась того, что стало теперь единственной целью ее жизни, – через четыре месяца Аня Блажко превратилась в ее дочь, Энн Харрисон, гражданку Австралии.

– Желаю вам всего самого хорошего, – напутствовала их главврач интерната. – Кстати, барокамера, которую вы нам подарили, просто чудо, как мы только расплатимся с вами…

– Не надо, – ответила Инна, чувствуя, что в спасении чьих-то совершенно незнакомых ей жизней она находит гораздо большее удовольствие, чем когда-то в их уничтожении. – То, что я нашла у вас Аню, самое большое событие в моей жизни.

Первым делом, когда они покинули Россию, их целью стали лучшие клиники Европы и Америки. Вердикт врачей оказался обнадеживающим.

– Я думаю, – осторожно заметил доктор Сайтон, получивший Нобелевскую премию за кардинальные новации в лечении прогрессирующих параличей, – что у вашей дочери, миссис Харрисон, большие шансы на выздоровление. Придется провести ряд сложных операций, заняться в моем центре специальными упражнениями, разработанными для подобных случаев. Сразу скажу, это будет стоить дорого, но я могу гарантировать примерно на восемьдесят пять процентов, что через два года Энн забудет о том, что когда-то болела…