Диана Кирсанова - Созвездие Овна, или Смерть в сто карат

– Я говорю – написала бы, что вы торгуете телами, если бы захотела, – сказала я, стараясь не дрогнуть. – Но не написала же! Напротив, пришла узнать все, выслушать вас, поговорить… А вообще, Павел Леонтьевич, – добавила я уже вкрадчивым тоном, – вам повезло, что об этой истории не пронюхали другие корреспонденты, особенно из «желтой» прессы. Вот они-то скоро не только в трупоторговле – в людоедстве вас обвинят и не поморщатся!

– Да какая трупоторговля, что ты мелешь?!

Я пропустила мимо ушей его бесцеремонное «ты» и усилила нажим:

– Так что выбор у вас невелик: либо рассказать мне, как было дело, причем со всеми подробностями, либо ждите нашествия телекамер…

– Не пугай меня!

Заведующий моргом явно струсил – это было забавно.

Я раскованно уселась на стул, положила ногу на ногу и пристроила на колене свой репортерский блокнот:

– Начнем с самого начала. Как давно вы работаете с покойниками?

С некоторым опозданием я сообразила, что мой вопрос был сформулирован не слишком удачно. Но Павел Леонтьевич потрепал сам себя за кадык под остренькой бородкой и все-таки поддался на мой шантаж. Рассказ патологоанатома, к моему удивлению, содержал в себе даже некоторые лирические детали.

…Когда двадцать лет тому назад молодые студенты мединститута проходили медицинскую практику, их повели к судмедэкспертам. Второкурснику Павлу Неунывайко тогда почему-то запала в голову оброненная одним из них философская фраза. «Каждый цивилизованный человек, – сказал судмедэксперт, – должен приходить в морг хотя бы один раз в пять лет». Умудренный опытом наставник был прав в том смысле, что в ежедневной суете истинные человеческие ценности часто заволакиваются туманом обыденности, а встреча со смертью многое расставляет на свои места. Позже, когда выпускнику медицинского вуза Неунывайко предложили неплохо по тем временам оплачиваемую должность в городском морге, Павел даже решил, что ему повезло. Ему мнилось, что от предрассудков, связанных со словами «морг» и «покойник», он свободен – трусом Павел Неунывайко себя не считал. Но оставаться в морге на ночные дежурства было вначале все-таки жутковато. Свою первую ночь Павел Леонтьевич запомнил особенно хорошо.

– Я засел в маленькой комнате напротив анатомички и постарался заснуть, – говорил он. – Стыдно признаться, но мне, как бабе, приснился тогда стандартный кошмар: как по всему зданию вырубили свет и возле моей кушетки кругами расхаживает что-то темное, страшное… На окнах – решетки. Деться некуда. И все, что остается – сидеть и ждать развязки, глядя, как это темное сужает свои круги…

В ту ночь Неунывайко проснулся в классическом холодном поту – и вдруг понял, что света в здании действительно нет! Он вскочил, роняя стулья, и заметался по комнатке в поисках спичек или зажигалки – ничего не нащупал, наткнулся на все те же решетки, чуть не закричал… Была зимняя ночь, за окном выла вьюга, добавляя ужаса и без того кошмарным ощущениям. Наконец Павел сумел взять себя в руки, нашарил дверь, выглянул в коридор – и увидел ту же темноту; через минуту возникло чувство, что дверь в прозекторскую приотворена, хотя начинающий патологоанатом точно помнил, что закрывал ее… Павел резко захлопнул дверь, сначала глупо держал ее обеими руками, потом навалился спиной, наконец забаррикадировал столом и стулом и до утра просидел на кушетке с ногами, ни на минуту не смыкая глаз.

– Сейчас смешно, конечно, об этом вспоминать, – говорил Неунывайко, – а тогда я и вправду чуть не поседел. Но потом решил: что бы тут со мной ни происходило, выдержу ровно год – испытаю характер. Действительно, проработал год. И знаешь – втянулся… Судебная медицина вроде бы считается не слишком выгодной – по заработкам. Да и с точки зрения эстетики тут тоже, конечно, приятного мало… Но в плане научных исследований – как раз то, что нужно. Это для меня, да и для многих, кто работает здесь, и есть самое важное. Хотя обыватели почему-то думают, что в морг идут работать исключительно отпетые циники. Ничего подобного! Нет, ну встречаются, конечно, уроды – так они везде бывают.

– Что вы имеете в виду? – встрепенулась я.

– Ну, всякие такие случаи…

– Какие?

– Господи, надоела! Ну вот, было как-то нашумевшее дело в одном из московских моргов, скандал даже до министерства дошел. Два санитара-отморозка во время ночного дежурства решили устроить гонки «Формулы-1»: рассадили зрителей-мертвецов на трибуны-каталки, взяли еще двух усопших – гонщиков, положили каждого на каталку – болид, а сами стали пламенными моторами. Так и катались до утра. Утром оба были уволены. Скандал был памятный… Но это редкий случай, практически уникальный. В основном у нас работают искренне преданные медицине люди.

– Не сомневаюсь, – заверила я собеседника, но он почему-то обиделся:

– Не хочешь – не верь! А вообще-то медицина с самого начала зарождалась на исследовании тел умерших. И если хочешь знать, первым патологоанатомом на Руси был Петр Первый – это он издал указ об организации первых анатомических театров!

– Да верю я тебе, верю – глядите, какой обидчивый! – Я тоже отбросила лишние в этом месте условности и стала обращаться к своему собеседнику на «ты». – Я вашу здешнюю философию уже поняла. Но тебе… тебе уже совсем не страшно? С мертвыми же все время, неужели совсем не давит?

Неунывайко вздохнул.

– Мертвые-то как раз не давят. Что с ними – лежат, молчат. Вот с живыми хуже.

– А, ну да, как это – «бояться надо живых», так?

– Да нет, не в этом дело. Я про родственников. Вот с кем настоящие проблемы возникают. Беда просто, честное слово! Например, южные люди или приверженцы мусульманской веры – по их обычаям, тело умершего вскрывать нельзя категорически, и анализы нельзя брать, даже если это необходимо для того, чтобы установить причину смерти – для уголовного дела, например. Но их разве убедишь? Приходят сюда, иногда целыми кланами в полном составе, кричат, ругаются, угрожают, требуют отдать тело. А нам-то что делать прикажешь? Мы – как меж двух огней. Потому что по одному закону они совершенно правы: родственники могут отказаться от услуг патологоанатома и забрать тело своего усопшего без вскрытия. А по другому – «отмена патолого-анатомического вскрытия в случаях неустановленной причины смерти не допускается». Вот тут и вертись, как знаешь. Иногда приходится уступать родственникам, иногда, если совершенно ясно, что дело нечисто, – настаивать на своем.

– А в случае с телом Руфины Нехорошевой? – попыталась я повернуть разговор в нужное мне русло.

– Да этот случай – вообще черт знает что такое! Какой-то бред! Сколько он мне нервов вымотал, ты не представляешь!