Диана Кирсанова - Созвездие Овна, или Смерть в сто карат

Неля подоткнула на Алке одеяло (та уже не рыдала, только всхлипывала и поскуливала, впрочем, все тише и тише) и вздохнула.

– Вот не было печали… Ладно, Пашка, иди, отсиживайся. Домой-то опять, поди, только вечером пойдешь?

– Я с ней пойду, – подросток мотнул головой на Алку.

– Жалко Ивана, он ведь любит Аллу, по-настоящему, крепко любит, – говорила мне Неля, когда, выполнив весь ритуал беглого знакомства, мы с ней вышли на крыльцо – покурить.

Собственно, курила только Алкина сестра, я же, чувствуя сильную усталость, рассеянно обшаривала взглядом небольшой дворик. Пашка, вычертив на некотором отдалении от нас носком ботинка на земле большой круг, рассеянно играл сам с собой в ножички.

– Любит? – усмехнулась я. – Это вы по русской поговорке судите: типа «бьет – значит, любит»? Глупо это. Вы бы видели, как он ее… Кулаком в лицо!

– Я сужу не по поговорке, а по тому, что вижу. Когда у них все только начиналось, мы ведь с сестрой вместе жили. И я весь этот роман наблюдала. Ваня – он же, как мальчишка, влюбился. Всю цветущую черемуху у себя обломал, чтобы наш двор устлать. Представляете, выходит Аллочка утром – весь двор в цветах… Для поселка это в диковинку. Смеялись многие: седина в бороду – бес в ребро. Хотя больше, думаю, завидовали…

– Что же он, не знал, что она пьет?

– Тогда об этом только я знала. На людях Алла держалась. Господи, – неожиданно простонала девушка сквозь зубы и стукнула по перилам маленьким кулачком, – сколько я с ней разговаривала! Сколько раз она мне обещала! Смотреть на это было невыносимо, пьяная женщина – как она изменялась, как начинала поносить всех, какую чушь несла…

– Вы знаете, – неуверенно сказала я, – мы с ней сегодня как бы вместе… выпивали… Правда, я почти не… И я еще тогда удивилась, что Алла почти одна целую бутылку… Но вот я ничего такого не заметила. Алла захмелела, это правда, но вела себя вполне адекватно, никаких отклонений…

И вдруг я вспомнила так удививший меня рассказ о «привидении» и замолчала. Было над чем подумать…

– Вы не заметили, потому что это было только начало, – не заметив моего смущения, сказала Неля, не глядя на меня и в очередной раз глубоко затянувшись. – Знаете, как это обычно бывает? Как у всех алкоголиков. Одна бутылка – вроде ничего, но следом идет вторая-третья – и поехало… классический случай. Запой. Нам же приходилось ее неделями из дома не выпускать, удерживать, чтобы не позориться. Запирали. А что толку? Это же не город, а свой дом. Ваня на работу – Алка в окно вылезет, и в магазин. Наберет там бутылок, по всему дому попрячет – и где только тайники находит, вроде и обыскивали дом-то, а ничего не находили.

– А если ей денег не давать?

– В долг возьмет. Ей дадут – здесь все знакомы.

– Предупредить, чтоб не давали…

– Говорю вам, позориться мы не хотели… Вы не думайте, сестра не всегда такая – как находит на нее, просто нельзя ей даже капли выпить – сразу срывается. В другое-то время она человек хороший, добрый. А про Ваню, – добавила Неля после небольшой паузы, – про Ваню вы плохо не думайте. Он действительно Алку очень любит, раз столько времени ее терпит, такую. И еще… ребенка он от нее хочет.

– Ребенка?!

– Да. Девочку.

– Откуда вы-то знаете?

Неля промолчала.

Дожидаться продолжения разговора с Алкой было глупо, Неля ни на какие дополнительные беседы настроена тоже не была, третий час, отведенный мне Тошкой на все следственные действия, подходил к концу – собственно говоря, давно уже следовало уйти. «Какой длинный день», – подумала я, спускаясь с крыльца и перебирая в уме итоги своих сегодняшних новых знакомств.

Ох, черт! Совсем забыла – самое главное! Резко обернувшись, я почти подбежала к Пашке – он удивленно поднял на меня глаза и чуть отступил на шаг, машинально заложив руку с ножиком за спину.

– Слушай, Пашка! Мне твой дядя рассказывал, будто к вам тут странный гость наведывался, одноглазый. Помнишь? Нет? Вспомни, родненький, это очень-очень важно!

– Ну, помню, – недоуменно протянул парнишка. – Приходил как-то… Страшный такой. Алка его испугалась.

– Как это было, расскажи! Когда?!

– Да… Ну, недели через две после того, как бабушка… умерла.

– Ну, ну, ну?!

– Да что ну-то? Он адрес перепутал. Пришел такой, спрашивает не Береговой, а Левобережный – это другой поселок, километрах в сорока отсюда, на том берегу. Алка его увидела – прямо присела от страха, отец спал уже, а я за сараем стоял – интересно было… Ну, она с ним поговорила, ночевать оставила, потому что поздно уже, куда ж ему деваться? А утром он ушел.

– И больше не появлялся?

– А чего ему появляться – говорю вам, он поселки перепутал. Он ниче такой мужик был, тихий, хоть и страшный. Переночевал и ушел.

– Ничего после себя не оставил? – это я спросила безо всякой надежды.

– Чего ему оставлять-то? Дед Мороз он, что ли?

После этого разговора я окончательно попрощалась с Пашкой (Неля уже ушла обратно в дом, и я не стала ее больше беспокоить) и направила свои стопы к месту нашего с Антоном почти что подпольного свидания.

– Ну? – с пристрастием спросил тот, высунувшись из-под «Фольксвагена» – любая свободная минутка тратилась моим приятелем на то, чтобы что-то там такое усовершенствовать в нашей колымаге.

– Нормально, – я с облегчением повалилась на заднее сиденье «Фольксвагена», где можно было откинуться на спинку дивана и наконец расслабиться. Две стопки водки, выпитые мною на абсолютно голодный желудок, оказывали свое действие – меня потянуло в такой сон, что я уже уплывала, уплывала…

– Расскажешь?

– Тошка, давай прибережем до дома, а? – пробормотала я прежде, чем окончательно отключиться. – У тебя-то как?

– Да тоже ничего, – с интригующими нотками в голосе сказал Тошка. Он проворно забрался на водительское место, и мы тронулись…

Когда мы вернулись обратно в Москву, вечер уже готовился плавно перетечь в ночь, настолько успела сгуститься темнота. Улицы были почти пустынны. Закусив губу, Антошка с озабоченным видом вслушивался в работу двигателя: после такой гонки на выживание здоровье нашей автостарушенции могло существенно пошатнуться.

Так и есть! Мотор закашлял-зачихал, под днищем машины что-то стукнуло, отвалилось и задребезжало. «Фольксваген» громко выругался и встал.

И конечно, мы остановились в не только целиком безлюдном, но и полностью не освещенном месте – темноту в этом горе-переулке можно было бы черпать столовым ковшом. Антон вылез из машины и печально обошел ее кругом: она стояла, отвернувшись от нас, гордая и обиженная.

Приятель со вздохом поднял капот и, подсвечивая себе зажигалкой, начал копошиться в прокопченных автомобильных кишочках. Я же, изо всех сил желая быть полезной, решила посмотреть, что же такое отвалилось от днища.