Наталья Борохова - Адвокат инкогнито

Он совсем не боялся. Софья в своих показаниях уже расставила нужные акценты, и теперь монолог давался ему без особых усилий. Вот если бы еще адвокат не прятала взгляд в тетрадку, да судья не смотрел на него исподлобья, осуждающе…

– В тот вечер я упросил потерпевшую пойти со мной в гостиницу, обещая сообщить ей что-то важное, что касалось ее и меня. Она согласилась. Моя вина в том, что я, оставшись с ней наедине, не справился со своими чувствами. Она опять говорила только про развод и обещала, что будет со мной лишь после того, как я покажу ей свидетельство о разводе. Что мне оставалось делать? Я был пьян и полагал, что она просто ломается. Ведь у нас уже столько раз был секс, и она не имела ничего против…

Какая разница была судье до того, что они с Софьей переставили события местами? Близкие отношения у них были сейчас , а не тогда . Теперь Соболев проводил каждую ночь в объятьях Кисловой, и, похоже, это ему доставляло радость.

– Подсудимый, почему же раньше вы не говорили о близких отношениях с Кисловой? – задал вопрос прокурор.

– Протест, ваша честь. Подсудимый вправе давать любые показания, – грустно заметила Дубровская, приподнявшись со своего места.

– Его право с ним и остается. Но, если может, пусть ответит на заданный вопрос, – попросил судья голосом, не предвещающим ничего доброго. – У меня складывается впечатление о том, что всех нас тут водят за нос.

– Я отвечу, ваша честь, – нервно дернулся Соболев. – Вы спрашиваете, почему я молчал? Не мог решиться. Простите меня. Не хотел, чтобы о нашей связи узнала жена, ее родственники, знакомые. Но теперь, когда все вышло наружу, какой резон мне отрицать очевидное?

Он был испуган. А что, если план Софьи не удастся и ему все-таки дадут срок? Такой финал устраивал его меньше всего. Он как-то слишком легко уверовал в то, что, стоит ему изменить показания, проблема будет решена. Но пока его собственные наблюдения не поддерживали иллюзий. Судья был явно не готов к такому повороту событий. Взирал на него с нескрываемым презрением и, казалось, едва сдерживался от того, чтобы не дать ему суровую отповедь.

С отчаянием утопающего он взглянул на Кислову. Софья правильно поняла его взгляд.

– Да, ваша честь. У нас были близкие отношения с Аркадием, – поднялась она, поправляя на пышной груди блузку. – С моей стороны это была любовь. Но он, как и большинство мужчин, живущих на два дома, проявлял слабость и малодушие. Я ждала несколько лет, пока не взбунтовалась. Но сейчас я готова забыть обиду. Не наказывайте его.

– Вы просите прекратить уголовное дело по изнасилованию? – поднял бровь судья.

– Именно так я и хотела сказать, – обрадовалась Кислова.

– Значит, будем судить его только за покушение на ваше убийство? – хитро сощурился Крамер. – Вы знаете, сколько за это дают?

– Упаси бог! – испугалась Кислова. – Ту статью придумал следователь. Я говорила ему только про синяки на шее…

Вообще-то в ту роковую ночь она была готова говорить что угодно, только бы завести дело на Соболева. Она и не подозревала, что все окажется так просто. Но вот теперь, когда дело вдруг приняло неожиданный и неприятный поворот, ей не терпелось перекинуть всю вину на плечи следователя. Мало ли что покажется взволнованной бедной женщине? На то он и компетентный специалист, чтобы вовремя отделять зерна от плевел и не идти на поводу у рыдающей потерпевшей.

Взгляд Софьи скользнул по напряженному лицу обвинителя. Ей казалось, что именно ему нужно отвечать за качество проведенного расследования.

– На самом деле обвинение в покушении на убийство не нашло подтверждения в судебном заседании, – со вздохом поднялся со своего места прокурор. – Я хотел сказать об этом в прениях. Но уж раз зашла речь, скажу сейчас. Если бы подсудимый намеревался лишить жизни потерпевшую, ему бы не составило труда это сделать. Но, как я теперь понимаю, у него не было даже мотива для такого поступка.

– Как вы полагаете, есть ли основания для привлечения к уголовной ответственности Кисловой Софьи? – продолжил задавать вопросы судья. Похоже, «сладкая парочка» – подсудимый и потерпевшая – вызывала у него изжогу. – Не привлечь ли потерпевшую за дачу ложных показаний? Она скрыла факт близких отношений с подсудимым, чем вводила в заблуждение следователя и судью.

– Ваша честь, на очной ставке потерпевшая давала показания, очень близкие к тому, что дает сейчас, – благородно заметил прокурор. – Просто она не сказала о том, что они были близки еще раньше. Но такой вопрос ей и не задавали.

– Хитро вы устроились, погляжу, – хмыкнул судья, обращаясь к Соболеву с приторной улыбкой. – Значит, хотите выйти отсюда чистеньким?

– Конечно, ваша честь, – ответила за Аркадия Кислова. – За что его сажать-то? Он передо мной уже извинился. Зла я на него не держу.

– У меня работа. Дети опять же… – принялся жаловаться Соболев.

– Про семью мне даже не заикайтесь. Нет у вас теперь семьи, – резко осадил его судья. – Не держите нас за дураков.

Участники испуганно глянули на председательствующего. Тот был явно не в духе.

– Суд выслушал заявления сторон и удаляется для вынесения решения, – сказал он и поднялся с места.

По-видимому, судья Крамер был так расстроен, что вместо дела едва не забрал в совещательную комнату свой молоток. Хорошо, секретарь догнала его уже возле дверей и вручила ему два пухлых тома. Черная мантия мелькнула в проеме.

– Вот ведь мерзавцы… – услышали те, кто сидел поближе.

– Судья что-то сказал? – встрепенулся Аркадий…

Снег искрился так, что было больно глазам. Хотелось жмуриться. Дубровская направлялась к своей машине. Процесс подошел к концу. Дело прекратили, но такой результат не принес ей радости. Она не чувствовала к нему своей причастности. У нее было ощущение, что ее пригласили сыграть в спектакле, определили роль и даже авансом выплатили гонорар. Вот только почему-то ее реплики в последний момент произнес другой актер. Впрочем, даже судья, оглашая постановление, так грозно поглядывал в сторону подсудимого и потерпевшей, что те с перепугу не поняли суть.

Только по тому, что в зал не зашел конвой, щелкая на ходу наручниками, Соболев решил: все, видимо, закончилось благополучно. Прокурор вышел, бросив на него насмешливый взгляд. Кажется, он насвистывал себе под нос какую-то игривую мелодию. Дубровская собирала со стола бумаги, стремясь уйти как можно быстрее. Не хватало еще, чтобы ее окружили журналисты, требуя дать интервью и поздравляя с успешным окончанием дела.

– Елизавета Германовна! Что сказал судья? – бросился к ней Соболев.

– Что он сказал-то? – вторила ему Кислова.

Дубровская посмотрела на взволнованную «парочку».