Наталья Борохова - Адвокат инкогнито

– Ты знаешь, у меня в отношении детей большие планы… – увлеченно начала Соболева, но, увидев улыбку на лице Виктора, тряхнула головой. – Нет, нет! Я знаю, что ты хочешь сказать. Теперь больше никаких ежедневников. Я не шучу. Хочу проводить с ними больше времени, гулять, разговаривать, словом, делать все то, что раньше считала пустой тратой сил. Знаешь, я даже хочу научиться печь «Наполеон».

– Как, кстати, твои старики? – поинтересовался Виктор.

– О, господа Андриевские озабочены лишь тем, как поддержать мою карьеру, – с грустной улыбкой заметила Виктория. – Их беспокоит, не повредят ли семейные дрязги моему деловому имиджу. Что скажут их друзья и знакомые? Как будут воспринимать меня в университете? Они не считают, что нимб мученицы – лучшее украшение для их дочери. Готовы даже подготовить для меня текст, с которым я должна буду выступить по телевидению с обращением к россиянам. – Виктория рассмеялась. – Шучу, конечно. Но их возня жутко раздражает!

– Они не изменились, – заметил Виктор.

– Нисколько! Им поздно меняться, а вот мне – в самый раз. Не хочу быть пафосной, но, по-моему, этот случай заставил меня иначе взглянуть на жизнь. Раньше я не понимала ценности дружбы, считала ее глупым пережитком детства. Мне казалось, что проводить время за чашкой чая вприкуску с пустой болтовней – занятие для домашних клуш. По иронии судьбы, у меня, как и у моей соперницы Кисловой, не было подруг. Мы обе разогнали их осознанно. Та – из-за о вероломства Лики, я – по причине разумного отношения к времени. Но теперь, когда у меня появилась потребность всплакнуть, выговориться, я поняла, что вокруг меня пустота. В самом деле, не идти же мне для этого в Клуб успешных женщин! У меня осталась одна Валька. Да еще ты…

– Не так уж и мало, – улыбнулся Виктор, наливая себе воды.

Виктория только покачала головой. Ей не хотелось говорить о том, что весь вечер не давало ей покоя.

– Я благодарна тебе за помощь, Виктор, – начала она осторожно, – но, я так понимаю, нам больше не стоит встречаться.

– Тебе это неприятно?

– Нет. Я имею в виду совсем другое. – Она крутила в руках салфетку, то сворачивая ее жгутом, то принимаясь разглаживать у себя на коленях. Виктория нервничала. Ее нервозность передалась и ее спутнику, который не сводил с нее настороженного взгляда. – Мне кажется, мы не должны больше встречаться, потому что я теперь женщина одинокая. Моей-то репутации трудно навредить, но остаешься ты…

– Ушам не верю! – воскликнул Виктор. – Ты заботишься о моей репутации?

Виктория вздохнула.

– Мы с тобой забыли еще об одном человеке. О твоей жене. Ты говорил, что она у тебя умная женщина и правильно относится к нашей дружбе. Но, Виктор, будем реалистами. Ты много знаешь людей, которые бы искренне верили в дружбу между мужчиной и женщиной? Откровенно говоря, я даже сама не знаю, существует такое явление или нет. Могу точно сказать, что никогда бы не позволила Аркадию встречаться с другой женщиной, какими бы высокими и чистыми они ни называли свои отношения. Зачем давать твоей жене повод страдать? Сейчас ты должен быть с ней и с твоим сыном, а вовсе не со мной.

– Тебе не кажется, что такие вопросы я должен решать сам? – поинтересовался он.

– Нет! – категорично отрезала она. – Такие вопросы должны решать оба…

Она представила вдруг, как жена Виктора стоит сейчас возле замороженного окна, вглядываясь в любую фигуру, идущую к подъезду, и вздыхает, понимая, что опять это не он. Женщина гадает, когда же закончится встреча мужа с «лучшим другом», и они с сыном не садятся за стол, надеясь, что удастся поужинать всем вместе. Украдкой она посматривает на часы, а те все не останавливают свой бег по кругу, и женщина понимает, слишком хорошо понимает, что уже поздно. Сердце скребут сомнения, так ли необходимо было уходить мужу из дома этим вечером? Старый Новый год – конечно, не праздник, но как-никак традиция. На плите стынет ужин. Медленно стынет душа. Женщина сердито смахивает слезинку и продолжает ждать…

За короткий миг Виктория пережила целую гамму ощущений, и, когда посмотрела на Виктора вновь, в глазах ее сверкнули слезы.

– Не говори ничего… – сказала она. – Просто отправляйся к себе домой, а когда придешь, попроси у жены прощения и скажи, что твой лучший друг наконец уехал далеко-далеко, и ты не представляешь, вернется ли он когда-нибудь. Вот увидишь, как она будет рада. И не надо мне говорить про твои благие намерения… Сам знаешь, куда ими выстлана дорога. Встречи моего мужа и Кисловой сначала были продиктованы исключительно соображениями дела, и теперь мы знаем, куда это их завело. Я все испытала на себе и не хочу повторения драмы еще и в судьбе твоей семьи. У нас с тобой был шанс шестнадцать лет назад. Я им не воспользовалась.

– А ты жалеешь? – спросил внезапно Виктор.

Виктория разволновалась. Вечер переставал быть мирным застольем двух старых друзей.

– Может быть, – сказала она с легким раздражением. Какой резон был сейчас в ее откровенности? – Зачем сейчас об этом говорить, Виктор? Что это меняет?

– Для меня это меняет все, – прозвучал тихий ответ.

Она порывисто встала, хватая со стула кожаный ридикюль.

– В одну реку не входят дважды, Виктор. Сейчас мне нужно идти.

Он тоже поднялся и протянул к ней руки, чтобы удержать. К ним бросился официант – странная пара, которая весь вечер просидела, так и не притронувшись к еде, не попросила даже принести счет. Как пить дать, с ними еще будут неприятности.

– Постой, Виктория… Я не хочу, чтобы все выглядело как в дешевой мелодраме… Да положи ты сумку, наконец! А вы убирайтесь к себе на кухню, не то останетесь без чаевых. Я вас не звал.

Официант поспешно ретировался – мужчина в приличном костюме мог оказаться кем угодно, даже другом шефа ресторана. Непонятно только, что его привело в такой вечер в столь скромное заведение…

Виктор вырвал из рук спутницы сумочку.

– Я хотел тебе сказать давно, но все как-то не получалось… Да и к чему тебе это было знать? Я давно один… вернее, живу с сыном. Так что мне не перед кем отчитываться за наши с тобой встречи. Моя жена умерла пять лет назад. Осложненный аппендицит. Я и не знал, что от такого сейчас умирают. Говорили что-то про несчастливое стечение обстоятельств. Я даже пробовал судиться.

Виктория с размаху села на стул.

– Почему же ты мне ничего не сказал?

– А зачем? Ты была так поглощена своими семейными проблемами, так зациклена на вопросе, как прекратить судебный процесс, что у меня не было даже шанса вклиниться в твой монолог чем-то, что не касалось дела твоего мужа. Эмили была чудесной женщиной, и мне не хотелось говорить о ней вскользь. Клянусь всем, она этого не заслуживала.