Лариса Соболева - Список нежных жертв

– Мой отец должен знать, что его ждет наказание за проступок. Иначе он обнаглеет. Если выстроена система наказаний для нормальных людей, я имею в виду юридические законы, то к больным должны применяться более суровые методы.

– Вы так думаете... – неуверенно пролепетала Оленька.

– Поверьте, он не первый раз пытается нас убить.

И она ушла к сыну.

А Оленька несколько опешила. Не раз хотел их убить... Ничего себе! Понятно, его попытки кончились неудачно, но ведь однажды все может обернуться иначе, и дом вместе с соседями взлетит на воздух, как только включат электрический свет.

Ее раздирало любопытство, в чем хозяйка усматривает грех отца. И Оленька попыталась сгладить конфликт с дедушкой. Но старик не шел на контакт целых два дня, выглядел несчастным и одиноким, после чего она, чувствуя вину перед ним, надумала не выполнять указания хозяйки и кормить дедушку как обычно. Он обрадовался, когда она принесла полный набор сладостей, к обычной еде не притронулся. То, что не съел, завернул в салфетку и спрятал в тумбочку, на которой стоял телевизор.

– Ах, Ольга, Ольга... – заговорил Афанасий Петрович, усаживаясь в инвалидную коляску. – Когда тебе исполнится столько лет, сколько сейчас мне, знаешь, что ты будешь припоминать? Где, когда и кому ты сделала хорошее. Не забудь сегодняшний эпизод, он тебе очень пригодится. Потому что это будет компенсацией многим твоим плохим делам. И знаешь, вот что я скажу тебе: ты будешь по крохам собирать добрые поступки. Даже стакан воды, который ты поднесешь убогому и о котором вспомнишь в старости, принесет тебе неслыханное облегчение. Не дети и внуки станут твоим настоящим подвигом, а стакан воды.

– Вы так странно иногда говорите... я не всегда вас понимаю, – сказала Оленька, присаживаясь на край его кровати.

– Не прикидывайся идиоткой, – проворчал он, нахмурив брови. – Все ты понимаешь. А если не понимаешь, то ты курица. Впрочем, меня сложно понять, я же дебил, старый дурак. Я маразматик. – И в доказательство он заулюлюкал, язык сунул за губу, изображая физиономию обезьяны, а уши оттопырил ладонями. Затем сразу сник, уставился в потолок и произнес: – Я заслужил. Заслужил.

– О чем вы, Афанасий Петрович, что вы заслужили?

– Ты не поймешь. – Он не отрывал взгляда от потолка, словно на белом фоне видел светящиеся звезды сказочной красоты, а тон его был мечтательный. – Ты слишком молода. Ах, как бы я хотел стать молодым и начать сейчас, а не тогда, когда началась моя молодость. Но – и это важно! – я бы хотел оставить при себе память и знания сегодняшние. Это не позволило бы мне свернуть с пути, на котором каждого ожидает миллион соблазнов. И ты идешь за ними, идешь... А самое страшное случается, когда проходит время и ты начинаешь сравнивать. И перед тобой со всей очевидностью предстают твои дела. Вот ты позарился на дрянь, не стоившую твоей бессмертной души. Ты лелеял свое ничтожество и получил в виде вознаграждения... дерьмо. Но тогда оно не казалось дерьмом... Ах, да ладно... Жизнь прожита, и на этом можно поставить точку. Но хотелось бы... Как прекрасно было бы начать с чистого листа, когда за тобой ничего... Ольга, давай убежим? Я знаю способ...

– Афанасий Петрович, – улыбнулась Оленька, – я могу уйти, когда мне заблагорассудится.

Он опустил глаза на Оленьку и произнес загадочным шепотом:

– Это только так кажется.

Было поздно. Савелий второй раз постучал в обшарпанную дверь. Через незначительное время она открылась, из квартиры пахнуло тушеной квашеной капустой, чем-то пригоревшим. Пахнуло нищетой. В дверном проеме показалась отекшая морда с перекошенным от недовольства ртом. Морда спросила:

– Че надо?

– Нам нужна Алена, – сказал Савелий, морщась от миазмов застарелого перегара.

Морда сначала выпятила нижнюю губу, оценивая стоящих на пороге квартиры мужчин каждого в отдельности, а их было трое, посему времени потребовалось много. Веки морды хлопали в ритме торможения: опустились – пауза – поднялись. Наконец морда сообразила, что пришедшие спрашивали дочь.

– Нету ее. А вам че?

– Где она может быть?

Морда открыла рот, чтобы неизвестно что вякнуть, ибо по причине вечного опьянения вряд ли у нее работали извилины, но в коридоре появилась женщина в застиранном выцветшем халате. Извиняющимся, виноватым и заискивающим тоном она сообщила:

– Алена у подруги ночует. Часто ночует. Когда вернется – не знаем.

– Подлюку воспитали... – пожаловалась морда.

Очевидно, морда принадлежала папе девушки, а объяснялась ее мама.

– Перестань наговаривать на дочь, – робко сказала женщина мужу и перевела беспокойный взгляд на трех мужчин: – А вы кто?

– Я из милиции, – сказал Савелий. – Ваша Алена написала заявление...

– На отца?! – ожил папа и озверело вытаращил красные глаза. – Я ей...

– Будешь перебивать – отвезу в холодильник, – предупредил Савелий. На местном жаргоне холодильником называют вытрезвитель. Папа замахал руками, мол, не буду, и скрылся в недрах квартиры, а Савелий черканул что-то в блокноте, вырвал лист и протянул женщине: – Когда появится, пусть позвонит.

– Натворила она чего? – испуганно спросила мать, беря записку. – Вы меня не жалейте, я уж как-нибудь переживу. Только бы знать, к чему готовиться...

– Нет, ничего она не натворила, – прервал ее Савелий.

– Дайте девушке и мои телефоны, – сказал Эмиль, протянув маме визитку. – Пусть звонит в любое время суток.

– Да что стряслось-то? – занервничала мама.

– Пока ничего, – ответил Савелий, спускаясь вниз.

Внизу постояли и покурили, раздумывая про себя, где искать девушку.

Прием Ирина Березко ведет с пяти до восьми вечера. Это у нее дополнительное место работы – женская консультация, расположенная на первом этаже двенадцатиэтажного дома. Заведующая платит всего полставки, работать, как водится, приходится на полную ставку. «Психолог» – это определение народу ничего не говорит, психолог – не врач, не психиатр, не экстрасенс, посему желающих откорректировать свою личность и отношения в семье мало и идут к ней по рекомендациям тех же врачей. Беременных женщин Березко обслуживает бесплатно, за это и получает полставки, остальные, кто приходит за помощью, платят, но не всегда и немного.

Провинция с недоверием относится к новшествам, мало находится желающих платить деньги за «разговоры». Вот и приходится Ирине мотаться то в институт – преподавать все ту же психологию, то по частникам, то в консультацию, чтобы хоть как-то заработать. При таком режиме можно загнуться, тем более что доход все равно мизерный. Друзья советуют бросить консультацию, где платят смешную сумму, но консультация – это кабинет, в котором и «левых» клиентов можно принять, и постоянная практика есть.