Екатерина Лесина - Плеть темной богини

Вот все и закончилось. Как-то быстро. Даже слишком быстро.

Юленькин побег, который заметили не сразу, а заметив – перепугались до чертиков. Собственный страх Ильи, как тогда, когда Алена прыгать собралась: фигурка в темном купальнике, почти неразличимая снизу, шаг вниз, падение…

Когда она упала, там, у подъезда – благо Баньшин быстро сообразил, где следует искать беглянку, – мир на мгновение замер и тут же рассыпался звуками: визг тормозов, сирены, выстрелы, суета. Собачий лай откуда-то сверху, с одного из балконов, и плач.

Коленки она расшибла…

А Магда – ладони.

Выпороть бы обеих. И себя за рассеянность. И Дашку за то, что не уследила… и что сделано, то сделано. Вовремя успели.

Было задержание, и вот теперь допрос. И удивление, когда слово за слово, а Леха раскалывался, излагая версию, которая почти один в один повторяла собственные догадки Ильи.

Он смотрел. До чего же знакомое место. Комната-пенал. Столы по стенам, стул в центре, лампа под темным слепым абажуром чуть покачивается из стороны в сторону, и желтый отпечаток света скользит по пыльному ковру. Влево-вправо, вправо-влево. И где-то слева, застряв между старыми рамами, жужжит, стучится о стекло муха.

– Да не хотел я, не хотел никого убивать, – он сидел на стуле, вытянув ноги и положив на колени руки. Пальцами поглаживал браслеты наручников и смотрел в пол, не от стыда, а скорее для того, чтоб скрыть злость. – Я ж просто… я случайно… я на фирму пришел, понял, что не задержусь. Да мне поперек горла была вся эта работа! Идиоты! Кругом одни идиоты и карьеристы, а я… я не такой!

Не такой, каким представлялся. Не было в этом человеке ничего настоящего. Грязные штаны и клетчатая рубашка – антураж, не более; как и нарочито всклоченные, грязные волосы, и обгрызенные ногти, и все прочее, включая квартиру и то вранье, которым он потчевал и Илью, и Магду.

Магде на допросе присутствовать не разрешили, да она и не особо рвалась, пыталась делать вид, будто плевать ей на Леху, хотя по выражению лица было заметно – не плевать.

– Она сбежала, думала, я сгнию в том дерьме. А я выплыл. Я не за ней поехал, а от Григовых дружков, как им доказать, что я не причастен? Он сам с той лестницы скатился! Оступился и вниз! Вызвал меня, типа я знать должен, куда эта стерва умотала… А я не знал! Не знал я!

И даже скованными руками в грудь себя ударил, подтверждая неведение. Но вот не поверил ему Илья, слишком уж много вранья было вылито. Да, доказать, что Леха убил Грига, не выйдет, дело-то закрыто, и оснований, чтобы возобновлять его, нет. А что там произошло: оступился ли Григ сам или же в пылу ссоры его попросту столкнули с лестницы – невозможно.

– Я от них прятался. Со страху и пить бросил, и человеком сделался, только… только вы ж поймите, не для меня эта жизнь была! Не канцелярская крыса я, не могу, чтоб с восьми до пяти и каждый день… и сверхурочно… и начальству задницы лизать, других подсиживать. Ненавижу это! А потом история та… Я ж не виноват был, чистая подстава! А на улице мигом очутился. Повезло, устроился в «Будильник». Проработал. Потом как-то случайно смотрю – снимок знакомый. Она ж изменилась, конечно, но не до такой степени, чтоб я не узнал. Узнал. Интересно стало.

Теперь он говорил правду, по-прежнему не решаясь поднять глаза, но спокойно, уверенно. И страшно становилось от подобного притворства.

– Выяснил. Ну, сначала-то без подробностей, а потом на адвокатишку этого вышел, который завещание старухино заверял, вот он-то и помог. У нас сделка была: он мне информацию и с документами помогает, а я ему плетку эту отдаю.

Тогда, во время допроса, Илья еще не знал, что услужливый и вежливый Эльдар Викентьевич находится в больнице, в состоянии, каковое иногда именуют промежуточным. И не думал ни о высшей справедливости, ни о какой-либо иной, кроме той, что может получить вместе с признанием.

– Чего они все нашли? Ведь подделка же! Никакая не Древняя Греция, уж я-то в этом смыслю… и Геката… какая сейчас Геката? Никакой, – Леха словно сам удивлялся глупости подельника и всех прочих людей, кроме себя, разумеется. – А он мне сказал, что нужно представить, будто Магда – ненормальная. Даже если отрицать станет, чтоб ей не верили. Ну чтобы она сделала что-то такое, чтобы каждому понятно было – сумасшедшая.

– К примеру, убивала собак и посылала сводной сестре головы?

– Да. Но это и вправду ее затея была! Нет, ну я-то на мысль навел. Ее легко навести, она никогда не признается, что не сама додумалась… и на плети этой тоже сдвинулась, найти хотела. Зачем?

Пожалуй, на этот вопрос Илья мог бы ответить: затем, чтобы оградить себя от подонков, подобных бывшему мужу. Призрачная защита за неимением иной.

– Ну я и подсказал, что уж если Гекате в жертву собак черных приносили, то нужно повторить и сестричку приобщить, тогда плеть и оживет. Поверила! Нет, вот представьте, она в это поверила!

Чтобы выжить. Чтобы еще раз сбежать ото всех. Впрочем, Баньшина собаки интересовали мало. И он задал вопрос куда более опасный:

– А Шульму за что вы убили? Вы, не отрицайте.

– Я… я… я не нарочно. Я пугнуть хотел! Вот этот в него целился! И я решил, что…

Снова ложь, и бегающие глаза, и губа, которую Леха то и дело закусывает, и нервное подергивание пальцев. Он убил. Сознательно убил. И мотив имелся: грядущая свадьба. Только вот признаться не признается, будет до последнего искать повод.

– Вы решили, что это хороший повод мистицизму нагнать? Пробудить в вашей подруге былые страхи, подчинить и привязать к себе. А заодно, впоследствии, когда выяснилось бы, что Григ умер, вы бы получили еще одно доказательство ее ненормальности. Ко всему, в случае чего, можно было бы свалить убийство на Магду. – Баньшин чешет как по-писаному, а Леха только глазами хлопает. И кадык дергается мелко-мелко, трусовато.

Сломается? Да. Сломался.

– Она… она меня за человека не держала! Решила, что выше стала, круче, что сам черт ей не брат! А я… да она плевала на меня! Она в жизни не подумала бы о том, как мне хреново! Думаете, так сложно было притворяться? Да если бы она захотела, она бы десять… нет, сто раз увидела, что я не… не такой, как она думает.

А ведь и в этом, пожалуй, была доля истины. Не хотела Магда с прошлым сталкиваться, брезговала подойти ближе, ей проще было думать, что бывший супруг – слизняк и урод, которого можно использовать. Только на самом деле все наоборот вышло. Он ее использовал.

– Думаете, это я сволочь? Нет, я… я просто жить хотел лучше! А повезло ей! Почему ей, а не мне? – Он таки вцепился корявыми пальцами в рубаху, рванул так, что пуговицы полетели на пол. – И да, я стрелял! Да я ей лучше сделал! Что, не видно было по роже, что он точная копия Грига? Видно! А я… я ее никогда не обижал! Никогда! Пальцем не тронул…