Мария Жукова-Гладкова - Виллы, яхты, колье и любовь

– Остальных они с дочуркой убили, – вставила пьяная баба. – И этих всех прикончат. Попомните мое слово. Мадам и мисс Синяя Борода. Они людей убивают, а потом в море сбрасывают.

– Не обращайте на нее внимания, Юля. Она пьяна.

– Да, я пьяна! Я любила Серафима! И я заливаю свое горе вином!

Вначале нам решили показать не дом, а сад, как выразилась первая жена Серафима Петровича Вяземского. При выходе в него мы втроем остолбенели, хотя за годы журналистской работы навидались всякого.

Перед домом, значительно большим в ширину, чем у француза и даже у Василия Степановича (вероятно, Серафим учитывал всех своих родственников), стояла статуя, которую явно ваял скульптор, страдающий гигантоманией.

Статуя представляла собой пятиметрового мужчину в позе, типичной для памятников Ленину. Левая рука была засунута в карман, правая указывала путь (в Африку), на голове была заломлена кепка, сам герой был облачен во фрак, свободные штаны и кроссовки. Из спины торчали шесть небольших крылышек – по два в ряд.

– Это Серафим Петрович? – на всякий случай уточнила я.

– Конечно, – ответили мне.

Пашка начал снимать без моих указаний. Татьяна просто стояла молча и рассматривала пятиметрового «Симочку».

– Почему он так странно одет?

– Симочка был очень демократичным мужчиной, – пояснила первая жена и утерла глаза кружевным платочком, извлеченным из кармана. – А крылья – это ассоциация с серафимом. Симочка, конечно, сейчас уже ангел и смотрит на нас с небес.

– Щас! – послышался ехидный женский голос у нас за спиной. – В аду он, на сковородке жарится, где ему самое место. А вы кто такие?

Еще одна наследница оказалась предпоследней, четвертой женой, которая очень досадовала из-за того, что Симочка отправился в мир иной (неизвестно, вверх или вниз), когда женился уже на следующей бабе. Первая жена тут же пояснила, что Серафим Петрович был честным человеком и женился на всех женщинах, с которыми вступал в интимную связь.

– И всего пять жен? – поразилась я. – Такой мужчина и…

– В доме еще проживает две любовницы, – вставила пьяная баба и отхлебнула коньяка. – Он не успевал на всех жениться. И была еще одна любовница, но вот эта, – кивок в сторону, – ее утопила. И сестру любовницы тоже! И мужа сестры!

– И где тела?! – заорала первая жена. – Где тела, хочу тебя спросить? Если бы я их утопила, то были бы тела!

– А куда две племянницы делись? – подала голос четвертая жена. – Я, конечно, рада, что их больше нет, но где они?

– Да мужиков себе явно нашли и к ним съехали, – отмахнулась первая жена.

– А что за тела оказались у вашего соседа-француза? – вставила я.

Вторая и четвертая жены расхохотались. По их словам, к французу принесло третью и ее нового мужа, который тоже хотел поживиться наследством.

– А пятая? – уточнила я. По идее, ей должно было отойти больше всех.

– Взорвалась на яхте вместе с Серафимом Петровичем.

– То есть сейчас в доме проживаете вы, первая, вторая и четвертая жены и две любовницы, так? – спросила я. В ответ кивнули. – А остальные кто?

– Наши группы поддержки, – пояснила четвертая. – Еще есть дядя и младший брат.

«То есть семь группировок», – подумала я. Многовато…

Я опять обратила взор на «Серафима Петровича». На земле памятник окружало два каменных кольца, между которыми росли цветы и овощи. Кольцо было разбито на семь частей. В одной цвели черные розы, в другой краснели помидоры на кустах, в третьей белели ромашки, в четвертой рос горох, в пятой опять помидоры, только маленькие, по виду напоминавшие скорее гроздь винограда. На одном кусте было по многу таких «ягод». Может, декоративные? В шестой качали головками анютины глазки, в седьмой маргаритки. Рядом валялся засохший куст черной смородины, вырванный из земли с корнем.

– А это что? – уточнила я.

Мне пояснили, что у каждой «семьи» свой участок. То, что осталось от Серафима Петровича, отправили на Родину, но, поскольку все родственники в настоящее время находятся во Франции, они решили разбить вокруг памятника нечто типа поминальных участков. И каждая группа ходит на свою «могилу».

– А почему помидоры? – спросила я. Пашка все снимал.

– Это у них, – пьяная вторая жена кивнула на первую с молчавшей дочерью. – Чтоб ни один кусок земли не пропал. Вы еще их огород посмотрите!

Оказалось, что территория сада разделена на девять частей, в которых две были засажены кабачками, перцами, помидорами и огурцами от границы до границы. Как мне пояснили, изначально было девять групп наследников, но третья и пятая жены по понятным причинам в дележе больше не участвуют. Их участки разделены между оставшимися. И я в самом деле заметила разделительные линии на двух.

Первая жена заорала, что эти участки должны были отдать им с дочерью и дядьке Серафима, которые землю используют так, как должна использоваться земля.

– Вот и возделывайте свою часть, а наши не трогайте! – заорала четвертая жена, поддержав вторую. – На наших растет трава, и пусть растет!

– А потом ты помидоры мои бегаешь воровать!

Нам объяснили, что первая жена с дочерью и дядька делают заготовки, и их комнаты заставлены банками.

– Так денег-то мало нам на жизнь выделяется! Чего ж их на продукты тратить, если свое можно вырастить? Это ты все пропиваешь, и тебе хоть бы хны! Да если бы тут все возделать и засадить, то все бы могли прокормиться! И еще можно у Василия Степановича попросить участочек у забора. Юля, вы не выступите посредницей? Поясните, пожалуйста, Василию Степановичу, что мы хотели бы разбить несколько грядок. И почему Симочка не сделал плоскую крышу, как у Василия Степановича? Тогда бы можно было и там…

Крыша у дома была самой обычной. Архитектура тоже, без вычурности. Но статуя…

– А ее вы совместными усилиями ставили? – поинтересовалась я.

– Нет, что вы! Это сам Симочка, при жизни, – сообщила первая жена. – Ему хотелось поставить себе памятник в родном городе или в Москве, но там не разрешили власти. А тут можно.

Мы вернулись к статуе. Вроде бы она была мраморной, но мрамор как-то странно смотрелся. Или это французский?

Я спросила разрешения подойти к статуе, перепрыгнула через «клумбу-огород» и оказалась на забетонированном участке, на котором и стоял «Серафим Петрович».

К моему большому удивлению, «мрамор» оказался пластиком. Но весьма прочным. Неужели олигарх не мог отлить себя в бронзе? Или изваять в камне? Если уж так захотелось?

– А что это за материал? – спросила я у жен.

Мне пояснили, что это специальная пленка, которой покрывают твердую основу. Из чего сделана основа, жены не знали, поскольку ее не видели, а пленка такого плана используется, например, при изготовлении кухонь «под мрамор».