Советник юстиции

На заседание комиссии пригласили Ирину Сергеевну. Это уже был второй вызов после ухода Павла из школы.

Пристрастие к вину делало свое дело. Он выглядел уже куда старше своих лет. Бессонные ночи, пьянки наложили отпечаток на его лицо. Мешки под глазами, покрасневшие веки свидетельствовали о том образе жизни, который он вел.

А Ирина Сергеевна все цеплялась за привычные объяснения, переживала, что Павел похудел. Ей казалось, что он очень устает на работе и совсем не высыпается. Изменить образ жизни сына она была не в силах и фактически примирилась со всем, что он делал.

Павел, как и раньше, исчезал из дома на целые ночи, возвращался под утро.

Моросящие дожди сменились снегом, покрывшим землю белым ковром.

Конец года прибавил работы. Ирине Сергеевне надо было готовить документы к годовому отчету. Приходилось иногда оставаться после работы, чтобы подогнать дела.

Знакомым она хвалила сына: работает и все деньги отдает ей. На самом же деле не видела от него ни копейки, зато требования его росли с каждым днем.

Теперь нужен был костюм с боковыми разрезами, без воротника, с широкими бортами. Недавно он вдруг сказал, что на рынке его друг купил ондатровую шапку. Стоимости ее он не знал, но все равно требовал: «Купи!»

Отказать нельзя. Тут же начнутся грубости, оскорбления и даже угрозы.

Приближался Новый год. Ирина Сергеевна прибрала в доме, наготовила много вкусных вещей и очень просила Павла поздно не приходить. Он пообещал, но в новогоднюю ночь домой так и не возвратился.

Пришел лишь к обеду с подбитым глазом, без переднего зуба.

— Павлик, кто это тебя так покалечил?

— Не знаю, — потупив глаза, ответил он. Павел, действительно, ничего не помнил. В голове кружились пьяные лица, бутылки и разноцветные огни.

Что за черт, не может вспомнить, как пришел и когда ушел, в какой компании был.

Ирина Сергеевна уже ничего не могла сделать. Сын совсем отбился от рук.

Однажды вечером Павел ушел из дома и снова не вернулся. Поздно ночью к Ирине Сергеевне прибежала какая-то девчонка и выпалила второпях:

— Павла арестовали и Мику с Ленькой тоже.

Мать побледнела и опустилась на стул.

— За что? — прошептала она.

Та коротко доложила:

— Они семеро пришли в молодежный клуб, пьяные, пьяные... Затеяли драку и убили какого-то парня приезжего и еще одного ранили. Боже, что там делается! Милиция, «скорая помощь», а народу-то, тысяча... Павел вырывался, не хотел идти в милицейскую машину, но его усадили, а я тут же побежала к вам... Я не видела, но, говорят, Павел этому парню прямо в грудь...

И вот суд. Ирина Сергеевна вытирает мокрые глаза. Все вокруг словно в тумане. Расплываются, дрожат лица. Даже Павла она плохо видит. До нее опять доносится голос прокурора.

Он говорит о том, кто погиб от руки Павла. Зачитывает письма с места работы, письма коллектива. И перед глазами слушателей, перед глазами Ирины Сергеевны возникает образ умного, отзывчивого, трудолюбивого юноши, чья жизнь оборвалась таким нелепым образом.

— А теперь, — продолжает государственный обвинитель, — разрешите прочесть выдержку из письма его матери. «Дорогие товарищи, — пишет эта женщина, — у вас, наверно, тоже есть дети, и потому вы должны меня понять. В вашем городе от рук хулиганов погиб мой единственный сын Масан Велло. По состоянию здоровья я не могу приехать к вам, поэтому прошу вас, дорогие, сфотографируйте могилу моего сына и пришлите мне фотографию. Это будет для меня единственным утешением на склоне моей одинокой старости. Я теперь совсем одна...»

...Прокурор говорит медленно, не торопясь. И перед всеми кто находится в зале судебного заседания, перед мысленным взором Ирины Сергеевны возникает фигура убеленной сединами одинокой женщины в далеком городе, согнувшейся под страшным бременем горя.

Мать, потерявшая сына. Что может быть трагичнее этого удара судьбы? И ведь потеряла она его не в справедливой войне, с вероломным врагом, посягнувшим на родную землю. Не в борьбе со стихийными силами природы пал ее сын. Если бы это было так, то к горечи, к боли утраты все-таки присоединялось бы ощущение какого-то большого, неизбежного и высокого смысла его смерти. Она знала бы, что пал он не напрасно, что он отдал свою молодую жизнь, защищая родину, отстаивая, спасая товарищей, выполняя свой долг.

При всей невосполнимости утраты, ей тогда все-таки было бы легче. Но в том, что произошло, у нее отнято даже это утешение.

И виной тому — опять-таки Павел. Он лишил жизни человека, такого же юного, полного сил, как и он сам. Убил в пьяной драке, ни за что, ни про что. И тот удар ножа, который был направлен его рукой, поразил не только незнакомого юношу. Этот удар пришелся и по матери Масана Велло, и по матери Павла, да и по самому Павлу...

Подсудимым предоставляется последнее слово. Говорит Павел. Он читает по бумажке. Он кается, просит о снисхождении, вспоминает о своей матери.

Слова падают, как сухие листья, покрытые пылью. Люди хмурятся. Неискренние, пустые слова вызывают только раздражение.

А Ирине Сергеевне хочется кричать. Кричать от невыразимой тоски, отчаяния, от засевших в голове слов, только что прочитанных прокурором: «Сфотографируйте могилу моего сына и пришлите мне...» «Сфотографируйте и пришлите...»

Ей не хватает воздуха. А Павел все говорит. И падают сухие вымученные слова. И отчаяние ее растет. И так велико оно, что вместе с ним приходит горькое прозрение, позднее, слишком позднее...

Суд удаляется на совещание.

Л. И. КОГАН,

начальник следственного отдела

прокуратуры Северо-Казахстанской области.

Статья 131 Конституции СССР обязывает каждого советского человека беречь и укреплять социалистическую собственность, как священную и неприкосновенную основу нашего строя.

Историческое значение сформулированных в программе КПСС норм морали строителя коммунизма состоит именно в том, что этот кодекс обобщил те принципы, которыми руководствуется в жизни новый человек, воспитанный в духе коммунизма. Формирование марксистско-ленинского мировоззрения и норм коммунистической морали предполагает полное преодоление пережитков прошлого в сознании людей.

В поведении советского человека, в деятельности каждого нашего коллектива коммунистические идеи должны органически сочетаться с коммунистическими делами.