Дарья Калинина - Неполная дура

— Я ничего не понимаю, — произнесла Этна.

— Что тут не понять? Я был расстроен. Ревновал тебя к Гере.

— Ревновал? Но с какой стати?

— Как с какой стати? Ты же кинулась ему на выручку! Думаешь, я не знал, что за мысли бродят в твоей головке? Ты хотела дать ему улизнуть!

— Но он мой брат. Это было вполне естественно, помочь ему!

— Этна! Ты хороший оперативник. Будь искренна хотя бы сама с собой! Если бы на месте Геры был Платон, разве ты поступила бы так же?

— Но Платон не преступник! И никогда им не станет.

Вместо ответа Феликс горестно застонал.

— Нет, так ты ничего не поймешь. Хорошо, я скажу тебе, что думаю.

— Скажи.

— Это Платон убил Геру!

В комнате на какое-то мгновение повисло молчание. А затем Феликс заполнил его своими словами. Они сыпались из него, как горох из дырявого мешка. Каждое в отдельности несло какой-то смысл. Но увязываться вместе в головах девушек они никак не желали.

И когда Феликс закончил, Этна спросила:

— Ты говоришь, Платон убил Геру? Я ничего не понимаю. Но за что?

— Господи, Этна! Я же только что буквально разжевал тебе мотивы поведения Платона. Да ты что, его сама не знаешь?

— Знаю.

— Помнишь, как он был привязан к отцу? Он единственный, кто его на самом деле понимал. Платон боготворил его.

— И что в этом ужасного? Зачем же убивать Геру?

— Ты что, не понимаешь? Он не мог допустить, чтобы Гера опозорил имя отца.

— О! — вырвалось у Этны. — А откуда Платон мог об этом узнать?

— Это я случайно сболтнул, что Гера связался с криминалом и теперь его ждет наказание.

— Ты?!

— Да! Мне было так тяжело. Я представлял, как это будет для Геры ужасно. Суд, тюрьма, потом жизнь с клеймом осужденного за уголовное преступление. Но для Платона в этом был еще и свой подтекст.

— Какой?

— Он в первую очередь подумал, а вдруг начнут выяснять, кто взрастил, кто воспитал подобное чудовище? И дойдут до Юлиана Ивановича. А Платон не мог допустить, чтобы на память отца легло малейшее пятнышко. А не то что такой позор.

Этна ошеломленно молчала. Кажется, до нее стало доходить.

— Боже мой, — прошептала она, и ее большие глаза наполнились слезами. — Все верно. Это вполне в духе Платона. Подумать только, а я еще удивлялась, почему Платон в тот день такой добрый и приветливый с Герой. А сам словно натянутая струна. Теперь мне все ясно!

— Он убил его, чтобы пятно бесчестия не легло на всех нас.

— И главное, чтобы память отца никто не посмел оскорбить наветом, что тот плохой воспитатель.

И брат с сестрой, схватившись за руки, неожиданно обнялись. Кажется, им стало легче, когда они хотя бы отчасти сумели оправдать и понять поступок Платона. Чего нельзя было сказать ни про Инну, ни про Маришу.

— Разрази меня гром, если я понимаю, чем один сын мошенник хуже, чем другой сын, но уже убийца, — произнесла Инна.

— Мне кажется, Платон поступил в высшей степени эгоистично и жестоко.

— Ага. Мог бы и письмо с признанием напоследок оставить.

— Чтобы других людей за его преступление в милицию не тягали.

И уже хором подруги закончили:

— Юлиан Иванович его бы не одобрил.

Однако это не объясняло главного. Где сейчас Платон? И как теперь искать преступника и братоубийцу?

— Я займусь этим! — пообещал мужественный Феликс.

— Ты уже навалял дел, — пробурчала Мариша вполголоса. — Разведчик хренов.

— И будьте уверены, я его найду! — не услышав ее злой реплики, воскликнул Феликс. — Я должен. Я просто обязан!

— А я тебе помогу, — добавила Этна, нежно прикасаясь к руке своего Феликса.

Этим их обещанием подругам и оставалось утешиться. Но по крайней мере теперь с Ани было снято обвинение. И можно было заняться более насущными проблемами. А в том, что они назрели, Мариша не сомневалась.

И уходя из квартиры Платона, она долго шепталась о чем-то с Этной. Причем если сначала та кивала рассеянно и слушала невнимательно, то к концу Маришиного монолога Этна явно оживилась и заинтересовалась.

— О чем вы там с ней толковали? — спросила у подруги Инна, когда они вышли на улицу.

— Хочу вернуть свой пейзаж на его законное место.

— И Этна тебе может в этом помочь?

— У меня есть один план, — таинственно сказала Мариша. — Но на этот раз только нам вдвоем, боюсь, будет не справиться.

— А при чем тут Этна?

— Она обеспечит мне силовую поддержку.

— А я? Что мы вообще будем делать?

— Одно могу тебе сказать — сегодня ночью нам поспать вряд ли удастся, — загадочно отозвалась Мариша. — Так что пользуйся случаем и выспись днем.

Инна не стала спорить.

— Только объясни мне сначала, как ты поняла, что убийца Платон?

— Я только предположила.

— Но с чего именно ты предположила такое?

— Понимаешь, это все Никита-нотариус. Он подкинул мне эту ценную мысль.

— Как?

— Помнишь, он на поминках напился и принялся рассуждать, что способ убийства уж больно несовременный? На гильотине людей не казнят со времен Французской республики.

— Да.

— И я тогда еще подумала, что он бы вполне подошел человеку несовременному, увлеченному стариной. Историку, другими словами. А кто у нас Платон? Он и есть историк! Да еще человек малость не от мира сего. Вот я о нем и подумала. Только не понимала, какой у него может быть мотив, чтобы убить брата. Но в этом, спасибо Феликсу, он мне помог разобраться.

Инна только головой потрясла. А та у нее гудела, как сотня колоколов. Инна и в самом деле ужасно устала. Сказывался недосып прошлых ночей. И потому, едва они с Маришей снова оказались дома, по совету подруги тут же завалилась спать.

— Предоставляю тебе действовать самостоятельно, — предупредила она перед этим подругу. — И надеюсь, ты не оставишь мое беспомощное тело без присмотра.

— Спи, я никуда не собираюсь уходить.

Мариша лгала крайне редко. А подругам вообще никогда. И поэтому Инна со спокойной душой отправилась в кровать. Спала она недолго. Но проснулась на закате освеженной. И едва спустив ноги с кровати, пошлепала на поиски подруги. Как выяснилось, Мариша спала в соседней комнате. Последние лучи летнего солнышка падали ей на волосы, и солнечный зайчик, казалось, запутался в их густых тяжелых прядях цвета спелой пшеницы.

Словно почувствовав присутствие подруги, Мариша открыла глаза и подмигнула. Потом она взглянула в окно и сладко потянулась.

— Ну что? По коням? — спросила она у подруги.

— По коням, — кивнула Инна, хотя понятия не имела, что это может означать.

И в самом деле, она подругу не понимала. Ехать они вроде бы никуда не собирались. Но тем не менее Мариша уселась возле зеркала. И все прихорашивалась и прихорашивалась.

— Можешь и ты нарядиться, только для самой себя, — непонятно ответила она на вопрос Инны, чего ради или кого ради наводится этот полный марафет.