Татьяна Степанова - В моей руке - гибель

Но вот так уж случилось, что сама Катя, здравомыслящая, трезвая реалистка, чуждая прежде всякой мистики и экстрасенсорики, внезапно почувствовала острую необходимость самой окунуться в мир неизведанного, странного и сверхъестественного.

Говорят, что потребность обратиться к волхвам хоть раз в жизни да посещает почти каждого человека. И случается это обычно в какие-то важные, переломные моменты жизни.

Судьба словно властно требует, чтобы ею заинтересовались всерьез, приоткрыли бы пелену грядущего. Или хотя бы попытались получить иллюзию того, что эта пелена может подняться.

В глубине души Катя и объяснить-то толком не могла, зачем она собирается к цыганке. Ее судьбы все происшедшее вроде бы пока и не касалось. О том, что какие-то откровения гадалки принесут пользу ходу следствия вообще подумать было смешно. С точки чистой журналистики, правда, кое-какой смысл в таком экстравагантном визите имелся. Если в будущей статье, посвященной раскрытию «тайны раздольского кошмара», изящно намекнуть, что делу помогла какая-то ясновидящая потомственная колдунья, такая пикантная подробность придала бы всему криминальному репортажу совершенно особый колорит. Таким материалом мог бы заинтересоваться не только «Криминальный дайджест», но и «Огонек».

Однако репортерский азарт был все-таки не главной причиной, заставлявшей Катю стремиться в гости к Госпоже Лейле. По правде говоря, Кате хотелось обсудить именно с цыганкой ту тему, которую она неудачно пыталась обсуждать с Мещерским — тему ликантропии, тему вервольда — человека-зверя. Фантастические мысли на этот счет возникали у Кати все чаще. Мещерский дал проблеме ликантропии самое прозаическое, как ей казалось, толкование. Но ведь вервольд — это не только какой-то там киношный мистико-эротический символ суперсамца, но и легенда, страшная сказка, суеверие, волшебство, миф. И об этой злой сказке не с умником Мещерским, видно, надо было толковать, а с человеком, который… Словом, гадалка на роль такого человека подходила чрезвычайно: самое оно.

Катя осуждала себя за такие никчемные и бредовые мысли — действительно «Оборотень в Павлове-Посаде! Караул!» — хоть стой, хоть падай, но… ничего не могла с собой поделать. В душе она, как и все мы, порой жаждала сказок, а злых ли, добрых — это безразлично. Лишь бы теплилась надежда: чудо возможно. Стоит только очень захотеть, выплеснуть из переполненной чашки вчерашний чай и наполнить ее вновь из свежего зачарованного источника.

Поехать в Раздольск на весь день Катя планировала в пятницу. Накануне посетила в управлении отдел по розыску без вести пропавших. Взяла там у начальника фото Яковенко.

Потом зашла к знакомым сыщикам в отдел убийств. Сотрудников на месте было мало — все по командировкам в районах. Добрый Воронов, дежуривший на сутках, дал ей по ее просьбе фото Сладких и Антипова-Гранта, сделав ксерокс со снимка из спецкартотеки. Эти фотографии Катя брала для того, чтобы было с чего начать разговор с цыганкой. Каким он будет и к чему приведет. Катя загадывать не хотела. Господи, если б она только знала, что случится с ней в Раздольске, — сто раз подумала бы, перед тем как ехать к цыганам!

Придирчиво изучив железнодорожное расписание, она выбрала восьмичасовую утреннюю электричку: не все как барыне на машине в район кататься. Пора и как всем попутешествовать — «трясясь в прокуренном вагоне…» — эх!

Электричка тащилась медленно и нудно, со всеми остановками. Катю клонило в сон, разморило на солнышке. За окном — поля, поля, кругом поля. Пьяница, свернувшись клубочком, сладко дрыхнет на соседней лавке, старухи богомолки из Лавры в Усово-Дальнее собрались. Садоводы, точно верблюды, с горбами рюкзаков и коробками рассады, пацаны — школьные прогульщики последних учебных деньков с удочками, хмурая личность в кепке с газетой «Лимонка» и надписью на черной, сто лет не стиранной майке: «Национал-большевизм победит!», торговцы-коробейники, истово рекламирующие моментальный клей, мозольные пластыри и собрание сочинений Рафаэле Сабатини — словом, пригородный поезд, подмосковная жизнь…

На станции, время уже близилось к полудню, первая же бабка-торговка шарахнулась от Кати как от чумы, едва лишь услышала вопрос, на каком автобусе лучше проехать в цыганский поселок. Подвезти туда за сорок тысяч рядился частник на «Москвиче» времен двадцатой пятилетки. Катя заявила, что за такие деньги она «Мерседес» поймает. Наконец какой-то робкий интеллигентный старичок посоветовал ей дождаться рейсового маршрута «К», доехать до химчистки, а там уж мимо стадиона, пустырей и новостроек напрямик.

И Катя двинулась навстречу приключениям. В сумочке ее лежали фотографии и диктофон. Сердце время от времени тревожно екало в груди, новые туфли на девятисантиметровых каблуках пребольно жали, ласковый, почти летний ветерок перебирал волосы, нашептывал в уши разную приятную чушь. И в целом (если не считать туфель) Катя ощущала себя вполне комфортно. Она снова была предоставлена самой себе: ни тебе командиров, ни начальников, ни умников-советчиков, ни насмешливых скептиков. Делай что хочешь, поступай как знаешь. Авось и… Красота!

Едва только она вступила в пределы цыганского поселка и увидела на пригорке тот самый дом из красного кирпича за гигантским забором, как ее оглушил шум, гам, визг, грохот, лязг, скрежет. В поселке продолжала кипеть стройка: громыхали самосвалы, работал экскаватор, где-то забивали сваи, пилили и строгали доски электрорубанком. По дороге сновали рабочие — по виду явные шабашники — и какие-то провинциальные усатые брюнеты все сплошь в турецкой коже, несмотря на жару.

Поначалу Катя не встретила никаких цыган. И только когда бетонка привела ее к подножию пригорка, она увидела у артезианского колодца кучковавшуюся стайку смуглых детишек лет от двух до пяти. Оглушительно крича, они кувыркались в пыли, хохотали, нажимали кнопку на кране и брызгались водой. На Катю они смотрели агатовыми быстрыми глазенками, тыкали в ее сторону пальцами и тараторили, тараторили… Язык, увы, был Кате незнаком. Она лихорадочно вспоминала: как принято приветствовать цыган? Но, кроме будулаевского перла «здравствуйте, ромалы», ничего на ум не приходило.

Катя громко постучала в калитку. Она тут же растворилась, словно кто-то с той стороны ждал гостей. Открыла молодая цыганка в простом ситцевом платье с короткими рукавами.

— Здравствуйте, я бы хотела видеть Госпожу Лейлу, — сказала Катя кротко.

— Вы записывались по телефону? На какой час вам назначено?

Катя прикусила язык: вот так-так. Тут, оказывается, по записи, как к дантисту.

— Я не записывалась, но мне нужно…