Галина Романова - Черная корона

— Одна есть. — Он сдержанно кивнул.

Калинкин откусил помидор и тут же охнул. Крупная соль, которой Александра щедро обсыпала каждый помидорный ломоть, тут же попала в старую блуждающую пломбу. Давно пора было поменять, да все некогда.

— Визит к стоматологу так проблематичен? — язвительно поинтересовалась она, с ложным сочувствием наблюдая за тем, как он потирает щеку, за которой начал ныть зуб. — Или боишься врачей, как тот бегемот, что боялся прививок? Так кого ты там наметил в жертвы, милый? Если снова начнешь вести разговор о жене Черешнева, я перестану с тобой разговаривать!

С трудом проглотив последний подгорелый кусочек омлета, Дима заел его помидором, предварительно отряхнув тот от соли, и тут же потянулся к стакану с минералкой.

Он нарочно медлил, с веселым азартом наблюдая, как темнеют ее глаза от нетерпения.

Вот тебе! Смеялась над его зубной болью, теперь терпи и жди, пока он соизволит!

— Димочка, ну не томи, милый!!! Это ведь не Влада?

— Нет. — Он рассмеялся, наблюдая за ней поверх стакана. — И не Удальцов, скажу, предваряя твой вопрос.

— А кто же, кто? — Она принялась подпрыгивать на стуле, как маленькая девочка в ожидании долгожданного десерта. — Говори, не томи!

— Помнишь, в тот вечер Владимиру вызвал якобы супруг на окраину города телефонным звонком?

— Ну!

— Так вот Влада утверждала, что звонил сам Черешнев. Тот категорически это отрицал. И Татьяна, между прочим, отрицала. Хотя, со слов Владимиры, сама принесла ей в спальню трубку, где та, между прочим, собирала вещи, чтобы навсегда покинуть негостеприимный дом. Да, говорила Татьяна, звонок был, но звонили ей, а совсем не Владимире. Звонила то ли ее племянница, то ли племянник, точно уже не помню. Мы пробили телефон, и точно, он не принадлежал Черешневу или кому-то из его фирмы. Темину, между прочим, этот номер тоже не принадлежал. Он принадлежал кому-то, кто очень часто звонил домработнице на мобильный, да и на домашний тоже. Так вот… — Калинкин так увлекся, что не заметил, как Александр, мгновенно сменив гнев на милость, смотрит на него теперь с немым обожанием, чуть приоткрыв рот. — Так вот если предположить, что звонивший был участником той нелепой инсценировки ДТП, то…

— То, возможно, этот человек и есть убийца Черешнева и Татьяны! — ахнула Александра и даже кулачки закусила, начав подвывать. — Калинкин, какой же ты умный!!! Какой же, блин, вообще…

— Погоди пока, а то сглазишь, — ухмыльнулся он и так разволновался, что хоть одевайся и беги среди ночи разыскивай того самого телефонного абонента. Жаль, что не он допрашивал этого родственника или родственницу погибшей Татьяны, а то бы точно знал, где ее или его разыскивать.

Влада боялась дышать, лежа с горящим от собственного бесстыдства лицом в темноте спальни. Она сегодня вела себя так… так разнузданно, так раскрепощенно! Поднимись из могилы Черешнев, беды бы не миновать. Он бы точно нашел в чем ее упрекнуть и как наказать посерьезнее.

Они приехали к Удальцову, и прямо с порога тот помчался в ванную, приказав ей тут же распоряжаться его жилищем, как собственным. Она зажгла духовку, засунула туда маринованную утку и пошла гулять по его огромной квартире.

Ей тут определенно нравилось, хотя жилище Удальцова и было заключено в высотную бетонную коробку на десятом, последнем, этаже.

Много света, много разноцветного стекла и очень светлых, почти белых, ковров, никакого мебельного нагромождения и цветы, цветы повсюду. В огромных глиняных горшках широколистные растения стояли в углах, вдоль огромных окон и на балконе. Ей тут же захотелось их полить. Она метнулась на кухню, налила в пустую пластиковую бутылку воды и принялась прохаживаться между цветами, тихонько напевая непонятную, незнакомую ей мелодию. Сама, что ли, придумала тут же, на ходу?..

Удальцов вышел из ванной, когда Влада уже успела нарезать утку порционными кусками, красиво выложить ее на блюде, обнаруженном в одном из его шкафов, и накрыть стол к ужину.

— Ух ты, красиво как! — похвалил он ее старания, почти не глядя на накрытый к ужину стол, взгляд его постоянно смещался на нее. — Будем ужинать?

— Ну да, конечно. — Она улыбнулась, отступила на пару шагов от стола, смиренно сложила ладони на животе, ну как монашка, ей-богу, и с не покидающим ее смущением произнесла: — Вот… Прошу к столу, Женя. Ничего, что я похозяйничала и сделала пару салатов?

— Ничего.

Похозяйничала? Да она могла тут все перевернуть с ног на голову, он и тогда бы не заметил. Он вообще сейчас ничего и никого, кроме нее, не замечал. Надо бы подойти, обнять, а вдруг испугает ее? Вдруг она отпрянет и скажет «не надо» или «не хочу», что тогда? Тогда между ними повиснет неловкость, только и всего. Противная, незамысловатая неловкость, разрешить которую — раз плюнуть, но попробовал бы кто от нее так вот запросто отделаться! Редко у кого случалось.

Они усядутся за этот стол, станут ужинать, старательно избегая смотреть друг на друга. Будут молоть ничего не значащий вздор. А потом она запросится домой, а он останется один в своей квартире. Примется бродить из комнаты в комнату, потягивать что-нибудь крепкое из широкодонного стаканища и ругать себя на чем свет стоит. Что вел себя как пацан, а надо бы по-взрослому. Что не вовремя полез к ней с поцелуями, а надо бы выдержать паузу и что…

— Жень, Женя. — Влада опустила голову, начав рассматривать собственные пальцы, которые ежесекундно меняли между собой переплетение. — Можно я попрошу тебя об одной вещи?

Начинается, чуть не фыркнул Удальцов.

Начинается все даже гораздо раньше, чем он себе только что нарисовал. Ему даже для этого делать ничего не пришлось, она и без его напористой влюбленности сейчас запросится домой.

— Попроси, — кивнул он настороженно, тут же мысленно воссоздав то, как он сейчас выглядит.

Несколько раз ведь смотрелся в зеркало. Вроде все было нормально. Побрился, волосы причесал, как обычно. Одеколон, крем после бритья, все как положено. Домашние брюки чистые из шкафа только что с вешалки достал. Рубашку, правда, не стал надевать, оставшись выше пояса голым. Может, зря? Может, это ее напугало? Выскочил из ванной голышом буквально, кто не напугается! Дурак!

— Ты погоди, я сейчас рубашку пойду надену, — переполошился он, моментально поняв, что именно он сделал не так.

— Зачем?! — изумилась она и оставила наконец свои пальцы в покое, уронив руки вдоль тела.

— Ну… как-то неудобно ужинать голяком, как ты считаешь? — промямлил он неуверенно.

Ну не говорить же ей, что боится ее испугать своим торсом. Хотя тот был очень даже ничего, в порядке — со всеми полагающимися просматриваемыми кубиками мышц.