Галина Романова - Рыцарь чужой мечты

Молодец какой, с сарказмом подумал в адрес Стаса Виктор Иванович. Мало ему одного алиби, так он попутно и вторым обзавелся. Яд в чужой стакан, что объяснило бы отравление его жены. Сам в чужую постель, что при желании объяснило бы причину его ночного визита. Переспать он захотел с красивой женщиной, кому запрещено?..

Да, с Гришиным не захочешь, да согласишься – тяжело будет этого гада к стенке припереть. Очень тяжело. Ну да ничего, он постарается. Теперь бы вот еще с Ириной переговорить, чтобы внести уточнения и со стаканами, и со всем разным прочим…

– Пропала она! – развел Гришин руками, упорно тесня его к выходу из кабинета.

– Как пропала?! Откуда? Из больницы?!

– Оттуда, дорогой, оттуда. Ищем. Уже ищем. – Гришин сунул себе под мышку кожаную папку и виновато глянул на часы, успев чесануть ребром ладони себе по горлу. – Иваныч, прости бога ради, спешу на разнос к руководству! Сева ищет твою Ирину. Будь уверен: найдет непременно.

– Как же так… – растерянно бормотал Виктор Иванович, поспешая за Гришиным вдоль служебных коридоров на улицу к своей машине. – Как могла она исчезнуть, если там народу полно – раз, и муженек неотступно рядом с ней – два?

– Кому-то пришло в голову, видимо, увезти ее от этого муженька, – с усмешкой пробормотал Гришин, останавливаясь возле своей машины. – Разве не бывало такого? Сам же рассказал, что муженек этот Моховой жаловался на неверность своей супруги. Вот и… Знать бы, кто ее хахаль, дело бы упростилось гораздо, а так… Что иголку в стогу сена! Ох, и задал ты мне работенки, Виктор Иванович!

– Где, говоришь, сейчас твой Сева? – Он полез в карман за мобильным, куда недавно вбивал телефон помощника Гришина. – Машину пробивает, что подъезжала к черному ходу?

– Должен, а что?

– Думаю, смогу изрядно упростить его работу. Сузить, так сказать, круг поисков.

– Как это? – Гришин от любопытства даже забыл, куда собирался. И машину захлопнул, хотя почти уже влез в нее.

– Знаю я ухажера нашей пострадавшей. Неплохо знаю, можно даже сказать, что лично знаком.

– Да ну!

– Вот тебе и да ну! – Виктор Иванович хмыкнул, довольный тем, что ему удалось завладеть вниманием коллеги, вон даже спешить перестал. – И ухажер этот очень любит нашу пострадавшую. И готов за ней и в огонь, и в воду. Так что, думаю, без его участия здесь не обошлось. И тут ведь вот еще какое дело, Михаил Семенович…

И Виктор Иванович в подробностях рассказал ему о смерти отца воздыхателя Ирины. О том, как тот взял непонятно для чего кредит в банке. Достаточно крупную сумму для пенсионера. О том, как потом эти деньги исчезли непонятно куда. О странной смерти достаточно крепкого еще старика Виктор Иванович рассказал тоже, не забыв упомянуть о подозрениях его сына и Ирины.

– Приступ сердечный, говоришь? – задумался Гришин. – И гости были накануне смерти? Хм-м…

– Не гости, а гость, который потом тщательно следы пиршества за собой убрал и мусор из квартиры вынес.

– Это кто же такое говорит? – прищурился Гришин недоверчиво.

– Соседка говорит. Бессонницей страдает, вот и любопытствует у окна днями и ночами. Видит всех, кто к кому на свидания бегает. Кто в гости, а кто из гостей. Видит, и слышит, и реагирует на каждый стук соседней двери. Среди полуночной тишины каждый скрип громче во сто раз кажется, так ведь? Вот она и отслеживала всех визитеров.

– И что же, она видела того, кто от старика выходил вечером?

– Не вечером, а ночью! Видела! Мало того – узнала!

Это была минута его триумфа. Он выстрадал этот момент. Выстрадал собственными сомнениями на предмет виновности Моховой Светланы Ивановны. Как он мучился от чувства, что и помочь ей вроде должен, отблагодарив за жизнь собственного ребенка, и что может преступить закон из-за этой самой благодарности!

Выстрадал отбрыкиванием – пускай и с соблюдением ранговых приличий – коллег от него как от назойливой мухи. Официально ведь не мог заниматься этим расследованием, все под прикрытием. А прикрытию это не всегда нравилось, хотя и не говорило оно об этом напрямую.

Все это он пережил ради такого вот момента, когда Гришин Михаил Семенович от изумления откроет рот.

– И кто он?!

– А ты как думаешь? – Виктор Иванович подергал бровями. – Никаких соображений нет на этот счет?

– Он?!

– Он самый!

– А зачем к старику среди ночи поперся?

– А вот это пока для меня остается загадкой. Но, думаю, не для того, чтобы старик своего сына на путь праведный наставил, запретив тому любить его жену. Думаю, не для того.

Гришин помолчал с минуту, потом покачал головой и протянул руку:

– Знаешь, сколько наслышан был о твоем чутье, все как-то… Не то чтобы сомневался, но… Но теперь, Иваныч! Уважаю, честно!!! Когда будем брать?

– Кого?

– Того! Того, кого твоя старуха, страдающая бессонницей, видела выходящим из соседней квартиры.

– А вот как эксгумируем труп старика, проведем экспертизу на возможное присутствие яда в его организме, так и возьмем. А пока… Пока очень бы мне хотелось узнать о жизни покойного старичка поподробнее. Как жил, кем работал и вообще… Зачем же он все-таки брал кредит, а? И куда могли подеваться его деньги?..

Он снова и снова пересчитывал деньги, которые собирал годами и прятал от всех в старом пластмассовом кейсе. Неприглядная пластиковая коробка с отбитыми углами, сломанной ручкой, но очень надежными замками. Он перевез этот кейс из своего прежнего дома, где когда-то жил с родителями. Перевез, уложив на дно свой первый взнос на путевку в счастливую жизнь. Он тогда продал квартиру деда, родителей. Продал, правда, по-глупому совершенно. Сильно продешевил, но обстоятельства его подгоняли. Нужно было очень быстро избавляться от недвижимости и уезжать куда глаза глядят. Вот и выручил с продажи двух квартир не очень много. Обменял на крупные иностранные купюры и положил их в этот старый кейс.

Их оказалось очень мало! Тонкая пачка сиротливо жалась в углу кейса, и ее явно не хватило бы на то, в чем виделась ему шикарная, счастливая жизнь.

А виделась она ему далеко за океаном, в огромном доме с колоннами, бассейном и газоном по всему периметру. Виделся еще приличный автопарк в огромном гараже. Дюжина загорелых красоток, облепивших бортик его бассейна. Целый штат прислуги и…

И никакой абсолютно финансовой зависимости! Никакой!!! Потому что он ненавидел эту зависимость. Ненавидел до зубовного скрежета, до темноты в глазах. Это только дед его полоумный мог совершать открытие за открытием в науке за благодарственные письма от правительства. Родители чокнутые могли лазить по горам и жить на озерах, существуя на подножном корме.

Он так не хотел! Он был совершенно другим. Он был сильным, красивым, умным, коварным, и потому жизнь у него должна была совершенно отличаться от их жизни. Она должна была быть шикарной и не знающей никакой нужды. Он ведь этого достоин!..